К ВОПРОСУ О ЦЕРКОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЛАНАХ ГРИГОРИЯ ЦАМБЛАКА

19 февраля 1418 г. на XVI Вселенский собор католической церкви в расположенный в графстве Швабия на берегу Боденского озера город Констанц прибыла большая делегация западно-русской православной церкви во главе с митрополитом киевским болгарином Григорием Цамблаком (1415—1420). В составе делегации из 30 человек было несколько епископов, 9 ученых священников и монахов, а также жители городов южной, юго-западной и западной Руси, входивших тогда в состав Вели­кого княжества Литовского. Григорий Цамблак приехал с важной цер­ковно-политической миссией и имел полномочия не только от великого князя литовского Витовта и от своей митрополии, но и от Константино­польского патриарха [1; 2; 3, с. 190, 208; 4-8].

Рано утром 19 февраля 1418 г. навстречу посольству Цамблака выехал к городским воротам протектор собора император Священной Римской империи Сигизмунд I со своей свитой, а также члены польской и литовской делегации, прибывшие в Констанц ранее, и представители папы Марти­на V. Всех поразили необычные и великолепные одежды послов, их длин­ные бороды и покрытые оспинами лица. Цамблака и его спутников посе­лили в гостинице Ульриха Имхольца «У солнца», на Верхнем рынке. Вскоре по прибытии в гостиницу Цамблак поручил одному из своих епископов приготовить все для совершения литургии. В большом зале был развернут походный алтарь. Более 300 православных — русских, болгар, сербов, молдаван, влахов и греков,— принимавших участие в работе Констанцского собора, в том числе два князя — Федор Юрьевич Смоленский и один из не названных по имени князей «Червонной Руси» — собрались на литургии. Подробное описание этого события и даже рисун­ки, изображающие Григория Цамблака и присутствующих на этом бо­гослужении, мы находим на страницах «Хроники Констанцского собора», составленной письмоводителем собора и епископским нотариусом Ульри­хом Рихенталем ^[i] [9, 10, 11, 12, 13].

«Хроника Констанцского собора» Рихенталя особенно интересна и тем, что в ней содержится одно из самых ранних в европейской лите­ратуре упоминаний «Червонной Руси». Эта «Хроника» была написана между 1420 и 1430 гг. на латинском языке на основе документов, дневни­ковых записей и воспоминаний одним из деятельных участников и орга­низаторов XVI Вселенского собора. Латинский оригинал «Хроники» до наших дней не сохранился. Известен лишь ее перевод на средне-немец­кий язык. Исследователь истории текста «Хроники» по рукописям Р. Каутцш установил две редакции произведения:

1-      я редакция: А — Олендорфский кодекс из библиотеки графа Густава из Кёнигсегг, 1438—1450; Р — кодекс из университетской библиотеки в Праге, 1464 г.

2-      я редакция: К — кодекс из Росгартенского музея в Констанце, 1460-х годов; кодекс из Венской придворной библиотеки, 1465—1470 гг.; кодекс из бывш. Библиотеки имп. Русского археологического общества в Петербурге, около 1470 г. (ныне — в Библиотеке Академии художеств СССР) [14, S. 443-496].

В научной литературе сообщались сведения всего о девяти списках XV в. этой «Хроники», в том числе об Эттингейм-мюнстерском (в Карлс­руэ), Штуттгартском, Винтертурском и Вольфенбюттельском [14, S. 443—496; 15, 16]. Текст «Хроники» по спискам А и К издавался фототи­пически в 1869—1872, 1881, 1964 гг. в ограниченном числе экземпляров; научное критическое издание по списку А с разночтением по списку К было выполнено М. Р. Буком и вышло в свет в 1882 г.; «Хроника» переиз­давалась в 1936, 1962 и 1964 гг. [17, 18, 19, 20].

В 1483 г. «Хроника» Рихенталя была напечатана в Аугсбурге Анто­ном Зоргом по списку 1467 г. Гебхардта Дахера, который на схеме Р. Каутцша обозначен буквой G [14, S. 448]. Последний список — весьма поздний по тексту, и исследователи предпочитают пользоваться текстом Олендорфского кодекса «Хроники» по критическому изданию М. Р. Бу­ка. Правда, И. Ригель оспорил мнение Р. Каутцша [21]. Он полагал, что Констанцский кодекс более близок к первоначальному тексту «Хроники», чем Олендорфский кодекс, и что автор «Хроники» допускает немало вы­мысла: целый ряд подробностей географического и геральдического харак­тера кажется фантастическим и абсурдным [21, S. 43]. В настоящее время нет исследования, в котором источниковедческая ценность «Хроники» была бы основательно проверена по рукописям. Отсутствует и полное критическое издание текста «Хроники» по всем спискам. Это, конечно, затрудняет работу современного исследователя. Однако в части известий, касающихся «Червонной Руси» «Хроника» может быть использована по Олендорфскому кодексу как исторический источник.

«Червонная Русь» определяется здесь как территория, входившая в состав русских земель между «Правой» и «Белой» Русью: «Das Ruschiß lamd: recht Rußen, rot Rußen, wiß Rußen» [20, S. 50—51]. Дважды на страницах «Хроники» упоминается «der hertzog von roten Rüßen» [20, S. 139, 206]. Он, вероятно, изображен в княжеской шапке на одной из миниатюр Олендорфского кодекса в числе присутствовавших 19 февраля 1418 г. на литургии [17, S. 276—277]; приводится и его герб — три крас­ных креста на белом фоне в верхней половине испанского щита и двугла­вый желтый орел в нижней половине [17, S. 485; 19, Bl. СХІ verso]. Не­мецкая надпись поясняет, что владелец герба — «Der hertzog von roten Russen» или «Von dem hochgebornen edlen herezogen von roten Reussen». Другой вариант герба находится в первопечатном Аугсбургском издании «Хроники» (1483). Это герб безымянного «короля Голиции»: испанский щит с продольными голубыми полосами на белом фоне, над щитом— ко­рона. В Олендорфском кодексе этого герба нет [19, Bl. СХІ verso]. Под ним надпись поясняет: «von dem durchleuchtigen hochfebornen fürsten kunig von Galitzia en mächtige grosse bottschaft».

Вполне очевидно, что на Констанцском соборе присутствовали князья из «Червонной Руси». В «Хронике» Рихенталя они не были названы по­именно. Современник Рихенталя Томас Пришух из Аугсбурга в стихо­творной истории Констанцского собора упоминает кроме князя из «Белой Руси» «mehr ain furst herczog von Ostrog». [22, S. 376].

Как предполагал A. В. Флоровский, это, вероятно, был старший представитель рода Острожских князей, князь Федор Данилович (ум. после 1441 г.) [23]. Потомок Пинских и Туровских князей, участник Грюнвальдской битвы, телохранитель польского короля Ягайло, он был старостой Луцким, а после 1411 г. отнял у поляков Подолию; в южно- русских землях князь Федор Данилович слыл строителем церквей и ревностным покровителем православия [24, 25, 26]. Герб Острожских князей XVI в. хорошо известен. Он выглядит совершенно иначе, чем пред­полагаемый герб Острожских в «Хронике» Рихенталя: это четверочастный испанский щит с короной: в 1-й и 4-й частях — ездец, т. е. воору­женный рыцарь на коне («погонь»), во 2-й и 3-й частях — особое сочетание на одном рисунке стрелки, звезды и полумесяца [27]. Остается пред­положить, что либо в XV в. у князей Острожских был другой герб, либо в «Хронике» Рихенталя изображен герб не Острожского, а другого князя из Червонной Руси.

А. В. Флоровский вслед за немецким историком И. Каро считал, что на Констанцском соборе присутствовал друг Острожского князя князь Сигизмунд, сын Дмитрия-Корибута, владетеля Новгород-Северской земли [23]. Сигизмунд Корибутович в 1422 г. стал королем Богемии, а погиб в 1435 г. в одной из битв [28, S. 155; 26, 29]. Его герб с надписью «Caributi ducis Russiae Albae» приведен у Г. фон дер Хардта. На фоне щита изоб­ражены белые ворота со ступенями, над воротами — голова ангела с крыльями [30, нижний ряд в левом углу]. Г. фон дер Хардт пользовался Венским кодексом хроники Г. Дахера как источником. У Хардта нет многих имен и гербов, которые упоминает У. Рихенталь, зато есть дру­гие и в их числе имя и герб князя Корибута. Однако такого герба нет в «Хронике» Рихенталя. Более известен другой вариант герба Корибутовичей [31]. О неаутентичности герба Корибутов см. [26, s. 661].Очевидно не Сигизмунда Корибутовича, а князя Федора Смоленского имел в виду Томас Пришух, когда в своей стихотворной истории Констанцского со­бора он писал: «von wissen Rußen ain herczog [22, S. 376] cp. [32; 23, c. 299-300].

Не исключено, что этим неизвестным князем из Червонной Руси был Федор Любартович, внук Гедимина, князь Луцкий, а позднее — Владимиро-Волынский (ум. 1431 г.) [33, S. 171; 28, S. 202]. В 1413—1431 гг. он жил в замке Коропець в Галицкой земле и был близок к польскому королю Владиславу — Ягайло. Федор Любартович считался старшим князем «Червонной Руси», разделенной с 1387 г. между Польшей и Литвой.

Что же касается князя Павла из «Правой Руси», подчиненного Витов- ту, то очевидно, что его владения находились на территории Великого княжества Литовского. Ф. Пекосиньский считал, что «rechte Reussen» — это «Белая Русь» и Павел — удельный князь Белоруссии [34, S. 137]. В географическом описании русских земель в «Хронике» говорится: «Das Ruschiss land: recht Rüssen, rot Russen, wiss Rüssen: das land und statt Gross Noffagrott was da eristän ist» [20, S. 50—51]. Перечисление составных частей русской земли следует строго с юга на север. Не озна­чает ли это, что так называемая «Правая Русь» находилась где-то возле «Червонной Руси»? Может быть, это была Волынская земля?

В родовом Синодике Любартовичей один из волынских князей назван именем Павел [33, s. 260—261]. Это внук или правнук князя Димитрия Любартовича (ум. в 1449 г.). Маловероятно, чтобы это был тот самый князь Павел, участник Констанцского собора. Личность последнего ос­тается пока не установленной.

Среди епископов западнорусской православной делегации в Констанц вместе с Киевским митрополитом могли приехать подчиненные ему еписко­пы Владимиро-Волынский, Галицко-Луцкий, Перемышльский, Холмский (Харитон Угровецкий), Черниговский (после захвата Галичины Поль­шей (1387) православной епископией галицкой некоторое время еще управлял Луцкий епископ; православной холмской епископией управ­лял епископ, сидевший в г. Угрусске. Некоторые из них представлены на миниатюрах Олендорфского кодекса в числе присутствующих на ли­тургии 19 февраля 1418 г., а один из епископов, возможно, на другом ри­сунке изображен справа от Цамблака держащим митрополичий посох [17, S. 276—277, 380]. Киевский митрополит Григорий Цамблак и его герб, в виде лигатуры из двух букв «Г» и «Ц» в щите, не раз изображались на ми­ниатюрах Олендорфского кодекса [17, подробнее см. 5, с. 66—71].

Среди гостей Констанцского собора немецкая хроника упоминает «капитана из Турции» Георгия Гедиголда, старосту подольского («herr Gergo Gediold capitanius Türcorum») [20, S. 202; cp. 34, S. 148]. По словам польского исследователя, Ежи Гедигольд упоминается в документах как староста подольский под 1423 г., а как воевода виленский с 1430 г., а в другом месте «Хроники» приводится его герб (медведь) с надписью «Herr Gergo ex Ceruisia aus der Zerf isiä» [17].

Загадочная Cerusia, Cernia, Zerfisia фигурирует на страницах «Хро­ники» несколько раз как страна, расположенная между Литвой и Тур­цией [20, S. 202]; названы и представители этой страны: Ян Лашка, Геор­гий «язычник», Брандо «язычник» [20]. Пекосиньский считал, что Cerusia, Cernia, Zerfisia это искажение от польского Czenvonia, т. е. «Червонная Русь» и ассоциируется здесь с Волынью и Подолией [34, S. 151, 155]. Ф. Пекосиньский полагал, что его предположению не противоречат изоб­раженные в «Хронике» гербы выходцев из Cerusia с геральдическими крес­тами, ангелом и солнцем: эти символы так или иначе были связаны с Во­лынью, с Украиной [34, 150—151].

Из сопоставления списков городов Олендорфского кодекса и Аугсбург­ского издания «Хроники» удается предположительно восстановить назва­ния следующих украинских городов. Браславль или Брацлав (Breczla) на Подолии, Бужск (Buhur), Звенигородка (Clingenberg), Брынеск (Brißgi) на Волыни, Вишня (Wischna) Владимир-Волынский (Fuinegg), Городло (Rodla), Галич (Dalmatsch), Дрогобыч (Trochenbitsch), Каменец (Саmnitz), Кременец (Krimnitz), Киев (Куmр), Красен (Kroßen), Луцк (Lutz), Львов (Lamberg), Перемышль (Přimísil), Самбор (Samber), Санок (Sanack), Соколь (Sogul), Ярослав (Jerassla) [20, S. 209; 19, BL ССХ І]. На соборе присутствовали также жители других городов, белорусских и русских, в том числе Бреста, Брянска, Великого Новгорода, Витебска, Новогрудка, Полоцка, Смоленска. Известно, что эти города специальных делегаций на Констанцский собор не посылали, но в составе посольств Яна из Тулишкова, каштеляна Калишского (1415), великого князя Витовта (1417) и митрополита Григория Цамблака (1418) находились жители этих городов. Совершенно ясно, что немецкий хронист старался сообщить то, что ему было лично известно из документов, или то, что ему рассказывали гости собора. Весьма возможно, что киевский митрополит и члены его делегации сами рассказывали Рихенталю о своей стране, подобно тому, как новгородские послы рассказывали немецкому хронисту о новгород­ской земле и городе Золотой бабы [35].

На основании анализа известий «Хроники» Рихенталя мы пришли к выводу, что название части украинских земель «Червонной Русью» принадлежит автохтонно юго-западной и западной частям этнографичес­кой Украины. «Червонная Русь» — это не только Червенские города и Галичина, но и Волынь, и Подолия, и Львовщина; другие (приднепровские, например) украинские земли фигурируют в «Хронике» под общим назва­нием < Русская земля»; немецкий хронист, однако, различает «Правую Русь , «Белую Русь», «Червонную Русь» и «землю города Великого Нов­города» [20, S. 50—51]. Это не противоречит данным других источников, которые знают о «Червонной Руси» начала XV в.

А. В. Соловьев писал, что Южная Русь называлась в источниках с начала XV в. до конца XVI в. просто «Русь», «Русская земля», иногда Червонная Русь» [36]. В данном случае в нашем распоряжении оказы­вается твердо фиксированное свидетельство немецкого письменного ис­точника первой четверти XV в. о названии части Украины «Червонной Русью». Это весьма важный исторический факт, имея в виду, что в 1387 г. Галицкая Русь со Львовом («Червонная Русь» в собственном смысле этого понятия) была захвачена Польшей и вошла в состав Речи Посполитой под названием «Русское воеводство». В конце XIV — XV в. Польша продол­жала свою завоевательную политику на востоке, стремясь овладеть Подолией, Волынью и другими украинскими землями.

XV в. был трудным временем для формирующейся украинской на­родности, так как большая часть территории страны находилась под вла­стью литовских феодалов — великих князей из дома Гедиминовичей, а Галиция и часть Подолии — под властью Польши. Чужеземный гнет ме­шал свободному культурному и государственному строительству на Ук­раине, а двойной гнет феодалов иссушал душу народа, еще не успевшего полностью оформиться как украинская народность.

После Кревской унии 1385 г. Литва и Польша объединились в одно федеративное государство. В таких условиях древнерусская культура с ее светским и духовным началами был светочем и опорой формирующейся украинской народности. Тогда роль восточнославянского православия как идеологической системы, противостоящей католичеству, была огромной. На Украине в XV—XVI вв. православие представляло собой реальную политическую силу: десятки монастырей и сотни церквей со множеством монахов и священников, с группирующимися вокруг них мирянями во главе с местными князьями. Центральная власть в Вильно не могла с этим не считаться. Вот почему великий князь Витовт вскоре после Грюн- вальдской битвы (1410) выступил с программой создания Большой Руси с центром в Вильно, что позволило бы объединить на началах православия и с православным киевским митрополитом во главе всю огромную терри­торию от Белого до Черного моря, включая Великий Новгород и Псков, Тверь и Москву. Главой этого государства Витовт считал себя. Был най­ден и глава будущей церкви — болгарин Григорий Цамблак, поставлен­ный собором западнорусских епископов в Новогрудке в киевские митро­политы (1415).

После 15 ноября 1415 г. Цамблак из Новогрудка направился в Киев на митрополию, где пребывал до февраля 1416 г., когда город был раз­граблен ордой нагайского хана Идигу-Едигея. Весной 1416 г. митрополит Григорий переехал в Вильно, в свою новую резиденцию при церкви бого­родицы Пречистой (до конца 1417 г.). Какие именно литературные произ­ведения написал митрополит Григорий за время своего короткого пребы­вания в Киеве, нам неизвестно.

А. И. Яцимирский полагал, что в Киеве Цамблак произнес осенью 1409 г. или зимой 1410 г. только одно похвальное слово митрополиту Киприану [3, с. 468—469]. Однако ничто в тексте этого надгробного слова не говорит о Киеве как месте произнесения проповеди. Позднее, с весны 1416 до конца 1417 г., митрополит Григорий написал и произнес на тер­ритории Белоруссии и Литвы семь слов, в том числе две похвалы велико­мученику Димитрию и Евфимию Тырновскому [3].

В то время письменность на древнерусском и среднеболгарском язы­ках в украинских и белорусских землях играла прогрессивную роль: она была хранительницей древних традиций, идущих от Киевской Руси и Болгарии. Григорий Цамблак был ярким представителем той литературы, которая соединяла в себе старое идейное богатство болгарской и восточ­ноправославной культуры с новой формой, с новым способом его выраже­ния, т. е. плетением и извитием словес. К непреходящей сокровищнице Тырновской школы тогда прикоснулись формирующиеся украинская и бе­лорусская народности, способствуя тому, чтобы старое вино забродило в новых мехах. Тогда Григорий Цамблак ставил перед собой иные церков­но-политические цели, нежели Витовт и литовская феодальная верхушка. Он добивался восстановления сильной и независимой православной церк­ви в Восточной Европе и на Балканском полуострове. С грозным князем Витовтом он посмел спорить о вере, настаивая на переходе Витовта в православие и признании им восточного православия (а не католичества) государственной религией (1416). Витовт поставил следующее условие: если митрополит Григорий публично переспорит латинян и докажет пре­имущество православия над католичеством, великий князь литовский пе­ременит веру. Это и вызвало поездку Григория Цамблака на XVI Вселен­ский собор в Костанц.

25 февраля 1418 г. Григорий Цамблак был принят папой Мартином V, Чешский богослов Маврикий Рвачка, папский духовник и переводчик посольства, прочитал приветственную латинскую речь от имени Цамблака. В составлении последней, вероятно, принимал участие бывший предста­витель католической церкви в Киеве доминиканец Андрей Хризоверг. Одна из латинских рукописей, содержащих данную речь, имеет заголовок с именем Андрея Хризоверга (ркп. Гос. Баварской библиотеки в Мюн­хене, № 13421, XVI в., л. 166). Потому речь носила открытый униатский характер. В другой речи, обращенной к отцам собора (ее славянский текст сохранился в рукописи второй половины XVI в. бывшей Виленской пуб­личной библиотеки, № 105/199, л. 364—367 об., издан дважды Н. К. Ни­кольским [37]; в 1889 г. Г. Финке издал другукГпроизнесенную 25 II 1418 г. в Констанце латинскую речь Григория Цамблака из Дневника кардина­ла Филластры по двум ватиканским рукописям середины XV в. [38]), Григорий Цамблак занимал более уклончивую позицию в отношении соединения церквей, говоря, что лишь в результате свободной дискуссии можно будет решить, чья вера лучше, православная или католическая. Папа это предложение не принял и на созыв специального собора о вере не пошел. Может быть, им были выдвинуты встречные предложения, кото­рые оказались неприемлемыми для восточноправославной церкви. Во всяком случае, на заключительных 43—45 сессиях собора в марте — апре­ле 1418 г. вопрос об унии церквей не был включен в повестку дня: като­лической церкви, стоявшей на пороге реформации, было пока не до унии. Дипломатические демарши Мануила II, Ягайла и Витовта остались без ответа: могущественные государи Европы, недооценивавшие турецкую опасность, не желали из-за греков и балканских народов ввязываться в вой­ну с еще пока далекими от них восточными завоевателями. Формирую­щиеся восточнославянские народности (украинцы, белорусы и русские), жившие на территории Великого княжества Литовского, не желали поры­вать с культурным наследием Киевской Руси, на основе которого проис­ходил сложный процесс этногенеза. Неудача церковно-политической  миссии Цамблака в 1418 г. вынудила великого князя Витовта отказаться от своих первоначальных планов и усилить ориентацию на католическую церковь и Польшу.

В мае 1418 г. Цамблак возвратился в Вильно, а затем уехал снова в Киев. где умер зимой 1420 г. (от эпидемии моровой язвы). Смерть Цамбла­ка положила конец планам создания независимой православной церкви на территории Великого княжества Литовского. Витовт вынужден был помириться с московским митрополитом Фотием и снова признал его но­минальное право на сбор дани с Киевской митрополии. Изменение цер­ковно-политической ориентации великого князя литовского ускорило разделение феодальной верхушки Белоруссии и Украины на противополож­ные враждующие группировки по религиозному признаку. Под знаменем религиозной борьбы тогда вершились культурно-политические судьбы народов, лелеявших мечту о своем национально-политическом освобож­дении.

Как только великий князь Витовт умер (1430), в Белоруссии и на Украине поднялось восстание под руководством князя Свидригайло Ольгердовича против засилья польских магнатов и католической реак­ции. Вновь используется православие как знамя борьбы, появляется и новый претендент на митрополичий стол западнорусской православной церк­ви (Герасим). К концу 30-х годов католическим кругам удалось снова одержать верх. Позже, на протяжении XV, XVI, XVII вв. белорусский и украинский народы время от времени снова и снова начинают осво­бодительную войну, терпят временные поражения, но в конце концов по­беждают.

На заре истории этой борьбы вспоминается славное имя Григория Цамблака, стоявшего на страже интересов восточнославянских народов.

ЛИТЕРАТУРА

1.      Prochaska A. Dqženia do inii cerkiewnej za Jagieily.— Przeglqd powszechny, г. XII, z. 6, s. 329—357; z. 7, s. 42—64. Warszawa, 1897.

2.      Lewicki A. Sprawa unii košcielnej za Jagieliy.— Kwartalnik historyczny, г. XI, z. 1. Lwów, 1897;

3.      Яцимирский А. И. Григорий Цамблак. Очерк его жизни, административной и книж­ной деятельности. СПб., 1904.

4.      Likowski. Kwestia inii košciola wschodniego z zachodnim na soborze Konstanckim.— Przeglqd košcielny, t. 8, z. 4. Poznan, 1905, s. 510—519; t. 9, z. 1, 1906, s. 7—20.

5.      Бегунов Ю. К. Гербът на Григорий Цамблак.— Език и литература, София, 1973, № 4, с. 66—71.

6.      Бегунов Ю. К. Древний герб Болгарии и «Хроника Констанцского собора» Уль­риха Рихенталя.— Советское славяноведение, 1974, № 2, с. 59—65.

7.      Бегунов Ю. К. Восточно-православная литургия в восприятии немецкого хрониста XV в.— Прилози за кьижевност,Jезик, исторщу и фолклор, кьь. XLI, Београд, 1976, св. 3—4, с. 212—220.

8.      Бегунов Ю. К. «Белая Русь» и белоруссы в немецкой хронике первой четверти XV в.— Forschungen zur osteuropäischen Geschichte, Bd. 28. Berlin, 1979.

9.      Люблинская A. Д. Источниковедение истории средних веков. Л., 1955.

10.              Вайнштейн О. Д. Западноевропейская средневековая историография. М.—Л., 1964.

11.       Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV—XVI вв. М., 1963.

12.       Греков И. Б. Восточная Европа и распад Золотой Орды (на рубеже XIV—XV ввД. М., 1975.

13.       Рамм Б. Я. Папство и Русь в XI—XV вв. М.— Л., 1954.

14. Kautzsch R. Die Handschriften von Ulrich Kichentals Chronik des Konstanzer Kon­zils.— Zeitschrift für Geschichte der Oberheins, N. F. Bd. IX, H. I. Karlsruhe, 1894.

15.    Lorentz O. Deeschlands Geschichtesquellen im Mittelalter seit der Mitte des drei­zehnten Jahrhunderts, Bd. I. Berlin, 1886, S. 95—96.

16.    Jacob K. Quellenkunde der Deutschen Geschichte im Mittelalter (bis zum Mitte des 15 Jahrhunderta), Bd. III. Das Spätmittelalter (bis 1500). 1952.

17.     Uolrich Richental. Concilium ze Costenz 1414—1418. Lichtdruck von L. Baeckmann in Karlsruhe, Grossherzogstum Baden. Auflage von H. Sevin. Karlsruhe, 1881. 240. Bl. (Olendorfer Kodex).

18.     Uolrich Richental. Concilium ze Costenz 1414—1418. Photographische Nachbildung des Constanzer Codex von G. Wolff. Stuttgart — Augsburg oder Konstanz?, 1869— 1872.

19.     Uolrich Richental. Das Konzils zu Konstanz. 1414—1418, Bd. I. Faksimile — Aus­gabe der Handschriften im Rosgarten Museum zu Konstanz. Mit 105 meist ganze- seiten kolorierzen Zeichnungen und 63 Wappentafeln mit über 800 Wappen. Starn­berg — Konstanz — Stuttgart, 19—64 (Konstanzer Kodex).

20.     Ulrichs von Richental Chronik des Constanzer Conzils 1414 bis 1418. Tiibingpn, j 1882. !

21.     Riegel I. Die Teilnehmerlisten den Konstanzer Konzils. Ein Beitrag zur mittelalter­lichen Statistik. Freiburg і Bremen, 1916.

22.     Höfler K. Geschichtsschreiber des hussitischen Bewegung, Bd. II. Wien, 1865.

23.     Флоровский A. R. Чехи и восточные славяне, т. I. Прага, 1935, с. 300.

24.     Шараневич И. О первых князьях из Острогу — Острогских.— В кн.: Галичанин. Литературный сборник, вып. III—IV. Львов, 1863, с. 226—229.

25.     Хойнацкий А. Ф. Преп. Федор, князь Острожский. Историко-биографический очерк.·— Древняя и новая Россия, т. III. СПб., 1876, с. 5—18.

26.     Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od konca czternastego wieku Warszawa, 1895.

27.     S. Orgelbranda encyklopedja powszechna, t. XI. Warszawa, 1901.

28.     Wolff J. Rod Gedimina. Dodatki і poprawki do dziel K. Stadnickiego. Kraków, 1886, s. 155.

29.     Semkowicz W. Luck і wyglasnigcie Korybutowiczów.— Rocznik Towarzystwa he- raldyczneho we Lwowie, t. VII. Kraków, 1926.

30.     Hermann von der Hardt. Rerum Magni Concilium Constantiensis, t. V. Francofurti — Lipsiae, 1699

31.     S. Orgelbranda encyklopedja powszechna, t. VIII. Warszawa, 1900, s. 498.

32.     Caro J. Geschichte Polens, t. III. Gotha, 1869, S. 446—447.

33.     Siadnicki K. Synowie Gedymina, t. II. Lubart хіцге wolyňski. Lwów, 1853, s. 171.

34.     Piekosiňski F. Goscie polscy na soborze Konstancyjskim.— Rozprawa Akademii umiejgtnosci. Wydzial historyczno-filozoficzny, ser. II, t. XII (37). Kraków, 1899, s. 137.

35.     Бегунов Ю. K. Раннее немецкое известие о Золотой бабе.— Известия Сибирского филиала АН СССР. Серия общественных наук. Новосибирск, 1976, № 3 (11), с. 122—124.

36.     Соловьев А. В. Великая, Малая и Белая Рѵсь.—Вопросы истории, 1948, №7,

с. 35.

37.     Никольский Н. К. Материалы для истории древнерусской духовной письменности. ИОРЯС имп. АН, СПб., 1903, т. VIII, кн. 2, с. 70—75; СОРЯС ими. АН, СПб., 1907, т. XXXII, № 4, с. 147—152.

38.     Finke H. Forschungen und Quellen zur Geschichte des Konstanzer Konzills. Pader­born, 1889, S. 238—240.