При Екатерине II русское государство укрепилось, повысил­ся его международный престиж. С другой стороны, положение парода в стране было чрезвычайно тяжелым. Рост товарного про­изводства и развитие капиталистических мануфактур на наемном труде привели к тому, что эксплуатация крепостного крестьянства помещиками стала осуществляться в основном в форме денежного оброка; впрочем, в отсталых сельскохозяйственных районах при­менялась и барщина. Размеры оброка и барщины во второй по­ловине XVIII в. выросли в 2—3 раза; например, если денежный оброк в 1760 г. составлял 2—3 рубля с человека, то в 1780-е гг. он возрос до 5—10 рублей. А в тех местах, где применялась только барщина, помещики требовали с крестьян по четыре, а то и по пяти рабочих дней в неделю; если же в страдную пору — во время сенокоса — стояла хорошая погода, то некоторые помещики за­ставляли своих крестьян работать на себя всю неделю целиком. Натуральные повинности, лежавшие на крестьянах, обычно со­путствовали денежному оброку и сводились к поставке помещику столовых припасов (мяса, масла, яиц, овощей, фруктов и т. п.), продуктов домашних промыслов (холста, пряжи, металлических и деревянных изделий и т. п.). Тяжелой обязанностью крестьян была повинность по перевозке на подводах помещичьей сельско­хозяйственной продукции в дворянские усадьбы и в города на рынок. Увеличение денежного оброка привело к тому, что поме­щики все чаще и чаще отпускали крестьян на заработки в город. А внутри сельского населения постепенно складывался немного­численный слой зажиточных крестьян, которые скупали земли, вели торговлю, устраивали промышленные предприятия, осно­ванные на наемном труде.

Основные производители материальных благ в стране — кре­стьяне— оставались политически абсолютно бесправными. Соглас­но «Уложению» царя Алексея Михайловича (1649 г.) владелец мог продать, сменять своего крестьянина. Продажа крестьян без земли в это время вошла в обычай. В газетах нередко печатались такие объявления: «Продается лет тридцати девка и молодая гне­дая лошадь. Их можно видеть в доме губернского секретаря»; или «Продается мужской портной, повар и башмачник; там же венской прочной работы коляска и верховая лошадь»; или «Про­дается малосольная осетрина, семь сивых меринов и муж с женой». Иногда крепостных выводили целыми толпами на рынок, как ло­шадей на конный базар. Один сельский священник Петровского уезда Саратовской губернии в своих «Записках» передает рассказ старого крестьянина: «Бывало, говорит, наша барыня отберет парней да девок человек тридцать. Мы посажаем их на тройки, да и повезем на Урюпиискую ярмарку продавать. Я был в кучерах. Сделаем там, на ярмарке, палатку, да и продаем их ... Каждый год мы возили. Уж сколько вою бывало на селе, когда начнет ба­рыня собираться в Урюпино». «Всем известно, — продолжает тот же рассказчик, — что помещики-псари на одну собаку меняли сотню людей. Бывали случаи, что за борзую отдавали деревни крестьян». «Правда, что бывают и такие негодяи, — рассказывает в своих воспоминаниях венгерский путешественник Савва Текели, — которые ставят на карту своего крепостного и проигры­вают его».

Екатерина II в первые годы своего царствования сделала кре­постническое законодательство еще более жестоким. Указ от 13 декабря 1760 г. о праве помещиков ссылать крепостных в Сибирь был подтвержден Указом от 17 января 1765 г. — «О приеме Адми­ралтейской коллегией присылаемых от помещиков для смирения крепостных людей и об употреблении их в тяжелую работу». Судьба крепостного человека целиком зависела от воли его госпо­дина. Помещик сам назначал меру наказания, применяя цепи, пал­ки, плети, рогатки, розги. Ни о каком подобии правосудия не могло быть и речи. Разгул крепостников достиг крайних пределов. Рассказывают, что помещик Ефимов, завзятый охотник и боль­шой любитель собак, велел жене своего дворового выкармливать грудью двух щенят. Муж этой женщины не вынес такого издева­тельства и утопил барских щенят в реке. Тогда помещик прика­зал схватить крепостного и поджаривать ему ноги на раскаленных угольях.

Крепостные генеральши Толстой послали к ней своего хо­дока просить о снижении им размера оброка. Генеральша велела обрить ходоку голову и бороду, надеть ему на шею железную ро­гатку с заклепами, «дабы ему не иметь покою», и заставила кре­стьянина с этой рогаткой работать на кирпичном заводе.

Другой помещик отдал свою крепостную девушку мастерице учиться плести кружева. Когда она вернулась в имение, то ее стали принуждать работать сверх силы, чуть ли не целыми сут­ками: «просиживать каждый вечер по две свечи». Семнадцатилет­няя девушка не выдержала и убежала к мастерице в Москву. Полиция ее отыскала и вернула законному владельцу. Помещик приказал заковать свою жертву в железо, приковать к стулу и заставил плести кружева. Через несколько дней ее освободили по просьбе священника. Тогда девушка опять убежала. Ее отыска­ли, наглухо заклепали в кандалы, надели рогатку и заставили работать. Девушка наложила на себя руки, но не успела совсем перерезать себе горло и промучилась целый месяц. Зверь-помещик и тогда не снял с умирающей кандалов. Так ее и похоронили за­кованную в железо. Господин же остался безнаказанным.

Необразованные и грубые помещики и помещицы не знали ме­ры в своих издевательствах над крестьянами. Иногда они истя­зали своих крепостных просто так, ради забавы. Так, одна туль­ская помещица любила есть щи с бараниной, и когда ела эти щи, то приказывала сечь перед собой варившую их кухарку.

Знаменитая своими жестокостями московская помещица Салтычиха — Дарья Салтыкова — в течение шести лет зверски тира­нила и истязала своих крепостных, преимущественно женщин. Салтыкова отправила в могилу 140 человек. Она била их скалкой, поленьями, утюгом, жгла им на голове волосы и т. п. Дворового Хрисанфа Андреева помещица сама била кучерским кнутом, по­том велела его бить своему конюху, затем выставила его разде­того на мороз и продержала всю ночь, на другой день опять била его палкой, жгла уши раскаленными щипцами, лила на голову горячую воду, пока несчастный не упал. После этих истязаний Салтычиха отправила Хрисанфа в свое подмосковное имение, но по дороге он умер. Салтыкову обвинили в убийстве 75 человек. Доведенные до крайности издевательствами помещиков, крестьяне со всех концов страны направляли в столицу челобитчиков и хо­доков с целью добиться справедливости. Так было и в случае с Салтычихой. Летом 1762 г. ее дворовые Мартынов и Ильин суме­ли подать челобитную на свою госпожу императрице. В декабре 1762 г. сорок крестьян Салтычихи подали Екатерине II повторную жалобу. Сенаторы приказали бить ходоков плетьми с барабанным боем за то, что те осмелились, несмотря на запрещение, утруждать императрицу жалобой. Жестокости Салтычихи, впрочем, были настолько вопиющи, необычны даже для царской России, что Се­нат был вынужден ее судить. Дело разбиралось в течение шести лет. Наконец суд приговорил преступницу к наказанию кнутом и ссылке на каторжные работы. Но Екатерина милостиво изменила приговор: Салтыкову лишили дворянского звания, продержали ее один час у позорного столба, а затем надели оковы и отвезли в один из женских монастырей.

При таких порядках у крестьян не оставалось иных средств,; кроме бегства или расправы со злодеями-помещиками.

«Жестокую деятельность деспотизма под личиной кротости и терпимости» являет собой Указ Екатерины II от 28 сентября 1769 г. «Об отправлении из Казани в Нерчинск колодников за обыватель­ским конвоем под присмотром воинских людей или с теми коман­дами, кои приводить их будут». Уже к 1772 г. в Енисейской и То­больской провинциях находилось свыше двадцати тысяч крепост­ных, сосланных туда помещиками.

Императрица не только усилила власть помещиков над кре­стьянами, но и старалась умножить число богатых дворян. С этой целью она с первого же дня своего царствования стала разда­вать дворянам казенные земли и государственных крестьян. Бла­годаря такой щедрости в ее царствование в России появилось мно­жество новых помещиков. Это было настоящее расхищение обще­народного достояния. Тотчас после дворцового переворота Ека­терина II поспешила назначить награды своим сообщникам: графам Разумовскому и Панину, князю Волконскому — ежегод­ная пенсия в 35 тыс. рублей каждому, генералу Вадковскому — 800 душ крепостных крестьян, братьям Григорию и Алексею Орло­вым (впоследствии графам) — по 800 душ, капитану Пассеку — 160 тыс. рублей, поручику Протасову — 800 душ, поручикам Барятинскому, Черткову и капитану Федору Орлову — по 800 душ, князю Голицыну — 160 тыс. рублей и т. д. (далее в списке перечисляется еще 38 лиц). Русскими историками было подсчита­но, что за все ее долгое царствование Екатерина раздала дворя­нам 800 тысяч государственных крестьян вместе с землями.

А. С. Пушкин справедливо замечал: «Екатерина знала плут­ни и грабежи своих ... (придворных. — Ю. Б.), но молчала. Ободренные таковою слабостию, они не знали меры своему коры­столюбию, и самые отдаленные родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием. Отселе про­изошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и со­вершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно. Таким образом развратная государыня развратила свое государство»^[3] . Пример расточительства показывала сама «северная Минерва». Бесконечные балы, на которых в десятках комнат дворца толпилось до 8000 масок, приемы, торжественные церемонии с чтениями пышных речей, од и гимнов, празднования с фейерверком, пушечной стрельбой и иллюминацией, с театраль­ными представлениями и уличными шествиями, парадами войск и т. п. — все это стоило государственной казне немало денег.

А обеспечивать все и расплачиваться за все должны были все те же производители материальных благ России — прежде всего крепостные крестьяне.

Назад       Далее