НОВЫЙ ТРУД БОЛГАРСКИХ УЧЕНЫХ О ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ГРИГОРИЯ ЦАМБЛАКА

 

 

Григорий Цамблак — один из наиболее видных и талантливых болгарских писа­телей средневековья, чье творчество имеет общебалканское и общеславянское значе­ние. Потому оно и принадлежит одновре­менно нескольким народам — болгарс­кому, молдавскому, русскому и сербско­му. В настоящее время известно до 40 его сочинений — исторических повестей, ле­генд, житий, похвальных слов, поучений, служб и канонов,— из которых прибли­зительно 15 издавались па страницах, славистических журналов и сборников. Полного издания всех сочинений Цамблака с учетом рукописного наследия писате­ля мы пока не имеем. Необходимость сов­ременного научного издания произведений знаменитого ученика и сподвижника по­следнего Тырновского патриарха Евфимия очевидна. Болгарские ученые многое

делают в этом направлении. Только за последнее время Издательство Болгарской академии паук выпустило в свет книги П. Русева и А. Давидова «Григорий Цамблак в Румъния» (1966), К. Мечева «Гри­горий . Цамблак» (1969). Рецензируемый труд[1] — продолжение целостного изуче­ния и издания произведений этого вид­ного балкапского писателя.

Литературное и общественное дело Евфимия Тырновского было по достоинству оценено его учениками и последователя­ми. Так, о нем пишут основатель Бдинс- кой литературной школы Иоасаф Бдинский в «Похвальном слове Филофее», Константин Костенчский — один из рев­ностных последователен Евфимиевой ре­формы правописания. Но Похвальное слово Евфимию, написанное Григорием с необыкновенной теплотой, остается самым трогательным н проникновенным па­негириком великому писателю. Прослав­ляющее Евфимия как общеславянского святого, оно написано в западнорусских землях Великого, княжества Литовского в 1415—1418 гг.  ·

. Рецензируемая книга включает следующие разделы: Предисловие (стр. 5—6), «Похвальное Слово Григория Цамблака о Евфимии Тырновском» П. Русева (стр.

7—53), «Цамблаково Слово о Евфимии и болгарский литературный язык конца XIV в.» И. Гылыбова (стр. 55—90), «Списки и издания Похвального слова о Евфимии Григория Цамблака» А. Дави­дова (стр. 91—109), древнеславянский текст «Слова» по Московскому списку XVI в. с разночтениями, а также новоболгарский перевод и комментарий к издавае­мому тексту — А. Давидова, Г. Данчева; и П. Русева (стр. 111—233), «Словарь- индекс Похвального слова Евфимию Гри­гория Цамблака» А. Давидова (стр. 234— 439) и резюме на французском языке ко всей работе (стр. 441—447).

Со времени первого издания «Слова» Л. А. Кавелиным (1871 г.), большинство исследователей обращались к тексту «Сло­ва>> как к историческому документу (К. Ф. Радчепко, К. Иречек и др.), ибо оно богато подробными свидетельствами из биогра­фии Евфимия, почерпнутыми Григорием из личного знакомства с Евфимием; кроме того, рассказ Григория о взятии Тырнова в 1393 г. османами — это рас­сказ очевидца, он уникален и достоверен. Художественная сторона произведения мало интересовала историков. Лишь в по­следнее время В. Велчев представил анализ «Слова» как памятника литературы ^[2]. Этим же путем идет и П. Русев. Он стре­мится раскрыть художественное существо видения Цамблаком образа Евфимия. Анализируя композицию и стиль панеги­рика, П. Русев тем самым утверждает непреходящий характер мастерства Гри­гория как писателя, чьи творения сохра­няют художественную ценность для нас. Воссозданный Цамблаком внушительный и величавый образ последнего тырновского патриарха соответствует, по мнению П. Русева, «родолюбивому, народностному» отношению Цамблака к болгарской действительности конца XIV в. и позво­ляет судить о последнем как «ренессанс­ной личности», чей творческий метод бли­зок болгарской литературе предвозрожденческой поры. Верно указывая на идейно-эстетичес­кую задачу и жанровую окраску памят­ника, П. Русев стремится более показать отличительные особенности произведения, нежели его традиционность, более обра­щает внимание на отклонения от «клише» и формул, чем на топоику, которая была весьма существенной стороной греко­славянского энкомия той поры. Нам ка­жется, что более широкое использование теории так называемой «литературовед­ческой риторики» и топологии помогло бы π более точно оценить соотношения тра­диционного и оригинального в памятни­ке, а может быть, позволило бы «загля­нуть» в творческую лабораторию Григо­рия. Вряд ли было бы правомерным сужать значение произведения, утверждая, что оно «было предназначено для прочтения где-то на юге, в Южной России, или в Молдавии, где в то время находилось до­вольно много болгарских эмигрантов, не только монахов, но и мирян» (стр. 19). Нет, оно нужно было не только болгар­ским эмигрантам, а всему православному восточному славянству, ибо, как справед­ливо полагает П. Русев, «Слово Похваль­ное» было как-то связано с канонизацией Евфимия и получило широкое распростра­нение во многих древнерусских списках XV—XVII вв.: издателям книги их было известно пять, нам известны) еще два ^[3]; дальнейшие, же разыскания в. библиоте­ках и архивохранилищах со временем, мо­жет быть, позволят уточнить н эту цифру.

Возможно, здесь уместно поставить так­же вопрос о том, не был ли Григорий оче­видцем гибели Велико Тырнова (1393 г.) и сподвижником патриарха во время скита­ний последнего по Западной Болгарии?

Произведения Григория Цамблака в известной мере помогают нам в деле восстановления канонов литературного язы­ка и стиля Евфимиевой школы. Поэтому исследование И. Гылыбова, использовав­шего для сравнения текст недавно научно изданного в Болгарии Мучения Иоанна Нового, имеет особое значение: ведь нор­мы среднеболгарского языка были дейст­вительны и для общелитературного языка конца XIV — начала XV в. молдавско­го, русского и сербского народов. Ис­пользуя только часть лексического мате­риала «Слова», И. Гылыбов раскрывает яркие черты Цамблаковой лексики и ус­танавливает их связь с лексикой двух самых ранних школ древнеболгарского языка.

Добросовестно и всесторонне А. Дави­дов анализирует орфографические, фоне­тические и некоторые лексические особенности пяти списков «Слова», из кото­рых один — Барсовский — он открыл сам, один - нашел Б. Ангелов, а три были известны в науке раньше. Все же распределение им списков на архетипные группы и восстановление двух пропущенных звеньев не подкреплено исследова­нием истории текста «Слова Похвального». Последняя так и осталась здесь, к сожа­лению, не проясненной. Потому и стемма, приведенная на стр. 108, выглядит хотя и вероятной, но мало аргументиро­ванной, оттого и вывод исследователя о том, что Московский список XVI в. со­хранил, более всего , старинных языковых черт школы  Евфимия и потому должен быть принят за основной в научном изда­нии, не очень-то фундирован.

Что же касается основных, принципов передачи текста Московского списка, то с ними в принципе можно согласиться: текст передан со всеми буквенными знака­ми оригинала, для удобства цитирования он разделен на 67 стилистических периодов, пунктуация расставлена везде совре­менная, восстанавливаемые буквы заклю­чены в угловые скобки, все цитаты иа Священного писания отмечаются в подст­рочных примечаниях. Для образцового, издания здесь не хватает более упорядо­ченной системы подачи разночтений: по­следняя представляется пока запутанной и трудночитаемой, характеристика же индивидуальных особенностей Москов­ского списка не выделена, а почему-то за­прятана в середину разночтений.

Несомненное достоинство рецензируе­мой книги — поэтический перевод «Пох­вального Слова» Евфимию па повоболгарский язык. До сих пор наука не распола­гала удовлетворительным переводом «Сло­ва», ибо прежние переводчики (В. Киселков, Й. Иванов, Бож. Ангелов й М. Генов, И. Дуйчев и др.), стремясь к бук­вальной точности, не всегда обращали внимание на поэтичность древнеболгарско­го текста. Перевод же А. Давидова, Г. Дан­чева и П. Русева учитывает и необык­новенный лиризм памятника и перепады_; его стиля от повествовательного к панегирическому, помогая оцепить исключи­тельное мастерство митрополита Григо­рия как рассказчика, панегириста и агиографа.

Словарь-индекс охватывает все словес­ное богатство «Похвального слова» Евфимию, содержит множество иллюстра­тивного материала со ссылками на извест­ные словари А. X. Востокова, Ф. Миклошича, И. И. Срезневского, Л. Садпнк и Р. Айтцетмюллера, Чехословацкой акаде­мии наук. Значение словаря-индекса вы­ходит за пределы задач изучепия одного только памятника; он будет полезен для всех, кто изучает лексику произведений Евфимиевой школы.

Все разделы рецензируемой книги, как видим, объединены общей задачей: ввести в научный оборот новый материал о Григории Цамблаке. Несмотря на вы­сказанные выше критические замечания, она заслуживает высокой оценки.

Ю. Бегунов, П. Бойчева