« Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н.Радищева XVII

Поэты-декабристы унаследовали от Радищева ненависть к рабству и всякому угнетению; идеи первого русского революцио­нера стимулировали их на борьбу за свободу против тирании и деспотизма. Об этом же свидетельствуют и произведения декаб­ристов. Таковы, например, трагедия декабриста Федора Глинки «Вельзен, или Освобожденная Голландия» (написана в 1808 г., издана в 1816 г.), а также стихотворения Александра Бестужева, Павла Катенина, Вильгельма Кюхельбекера, Владимира Раев­ского, Кондратия Рылеева и др.

Мотив борьбы с тиранией, деспотизмом и крепостничеством роднит раннюю лирику А. С. Пушкина с творчеством Радищева. В оде «Вольность» (1817) поэт повторяет заглавие радищевской оды и развивает в ней тираноборческую тему. Преемственная связь с радищевским «Путешествием» слышится нам и в пушкин­ской «Деревне» (1819). Здесь звучит страстный протест «друга человечества» против «губительного позора» крепостного права. В 1823 г. Пушкин упрекнул А. А. Бестужева за то, что тот не упомянул имени Радищева (бывшего, кстати сказать, под цензур­ным запретом) в своей статье «Взгляд на старую и новую словес­ность России» (опубликована в журнале «Полярная звезда» на 1823 г.). «Как мояшо в статье о русской словесности забыть Ра­дищева? — спрашивал поэт. — Кого же мы будем помнить? Это умолчание непростительно ни тебе, ни Гречу1, — а от тебя его не ожидал»2. За 200 рублей Пушкину удалось приобрести экземпляр первого издания «Путешествия», который был в руках секретаря тайной экспедиции С. И. Шешковского. Этим экземпля­ром великий поэт пользовался, когда работал над «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачева». Правда, Пушкин не во всем был согласен с автором «Путешествия», написав в 1833—1834 гг. «Путешествие из Москвы в Петербург». В ряде моментов поэт соглашается с автором «Путешествия» и дополняет его. «Помещик, описанный Радищевым, — говорится в главе «Шлюзы», — привел мне на память другого, бывшего мне знакомого лет 15 тому назад... Этот помещик был род маленького Людовика XI. Он был тиран, но тиран по системе и по убеждению, с целию, к которой двигался он с силою души необыкновенной и с презрением к человечеству, которого не думал и скрывать... Он был убит своими крестьянами во время пожара»3.

«В судьбе Радищева, — пишет современная исследовательни­ца А. К. Бочарова, — Пушкин видит параллель к своей судьбе, а его намерение разъяснить трагедию Радищева вызвано тайным умыслом заявить и о своей политической трагедии. Пушкин разо­чаровался в государственной власти, он сомневается теперь в


Подпись: 1	См.: Пушкин А. С. Поли. собр. соч., в 10-ти т, Л., 1978, т. 7, с. 205.


социально-политических формах прогресса. Он уповает на про­свещение, «на лучшие и прочнейшие изменения», заключающиеся в культурных и экономических преобразованиях. Однако про­грамма просвещения была вынужденной завесой, догматическим упрямством в открытых высказываниях Пушкина 30-х гг. Но фактически художественные произведения Пушкина противоречи­ли этому принципу, а иногда и открытые высказывания, например в романе «Евгений Онегин»:

Когда благому просвещенью

Отдвинем более границ

Со временем (по расчисленью

Философических таблиц,

Лет через пятьсот) дороги верно

У нас изменятся безмерно:

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут.

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут дугой,

Раздвинем горы под водою,

Пророем дерзостные своды,

II заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

(«Евгений Онегин», гл. VII, строфа XXXIII.)

Пушкин1 высоко ценил научные, литературные труды Радище­ва, который много размышлял о коренном преобразовании рус­ского стихосложения. Результатом этого размышления явился «Памятник дактило-хореическому витязю» (1801). Еще раньше, в «Путешествии», в главе «Тверь», писатель уделил внимание раз­бору творческой позиции несправедливо осмеянного современни­ками В. К. Тредиаковского. «Радищев, — писал основоположник русской национальной поэзии Пушкин, — будучи нововводителем в душе, силился переменить и русское стихосложение. Его изучения «Тилемахиды» замечательны»1. В самом деле, Радищев первым в России заметил, что не только размер и рифмы, но и звукопись является средством поэтической выразительности, придает стихам неповторимую красоту, музыкальность; русский писатель был горячим сторонником безрифменного стиха народ­ных песен, в них ему открывались заветные думы свободолюби­вого, но лишенного свободы народа. И Радищев стал его певцом.

В 1835 г. Пушкин совершил дерзкую попытку воскресить за­претное для печати имя истинного сына отечества: написал очерк «Александр Радищев»[19] для журнала «Современник». В нем он дал высокую оценку революционной книге, назвав ее «сатири­ческим воззванием к возмущению». Царский министр просвеще­ния граф С. С. Уваров нашел «неудобным и совершенно излишним

 

Радищев. «Вольность»,47-я строфа.

Да, юноша, взалкавый славы, Придешь на гроб мой обветша­лый,

Дабы со чувствием вещал: «Под игом власти, сей рожден­ный,

Нося оковы позлащенны, Нам вольность первый прори­цал!

возобновлять память о писателе и о книге» и запретил печатание этого очерка: Радищев и мертвый был страшен царизму! Духов­ная близость, творческая перекличка двух поэтов, великих граж­дан России, видна из сравнения между собой следующих поэти­ческих строф:

Пушкин. «Памятник», первоначальный вариант

И долго буду тем любезен я народу, Что звуки новые для песен я обрел, Что вслед Радищеву восславил я свободу

И милосердие воспел.

Радищев явился родоначальником новой, реалистической тра­диции путешествий, которая отразилась в «Евгении Онегине» (в путешествии Онегина) и в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя.

Вослед Радищеву шло не одно поколение русских писателей и поэтов XIX в.: «Путешествие из Петербурга в Москву» счита­лось неотъемлемой частью русской образованности того века. Радищевское начало присутствует и в антикрепостнической коме­дии А. С. Грибоедова «Горе от ума», например в обличительном монологе Чацкого «А судьи кто?», и в неоконченном романе юно­го Лермонтова «Вадим» (1833—1834), в котором ярко изображен жесточайший помещичий гнет и расправа восставших крестьян над помещиками.

Идеи Радищева были подхвачены и развиты революционерами-демократами середины — второй половины XIX в.: В. Г.Белин­ским, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым и др. Всем им была бесконечно дорога ре­волюционная книга первенца свободы, но которой они учились жить и бороться с самодержавием и крепостничеством. Глава «Городня» из «Путешествия» послужила едва ли не единстве ньщ источником антикрепостнической драмы молодого В. Г. Белин­ского «Дмитрий Калинин» (1830).

А. И. Герцен остро ощущал свою духовную связь с Радище­вым, рассказав в повести «Сорока-воровка» (1846) о трагический судьбе талантливой крепостной актрисы. Революционный смысл выступлений «пятидесятилетнего мечтателя», как называл Ради­щева Герцен, Искандер подчеркивал во многих своих полемиче­ских статьях, опубликованных в России и за ее пределами, счи­тая, что мечты А. Н. Радищева — «это наши мечты, мечты де­кабристов». «Как же может память этого страдальца не быть близка нашему сердцу!» — писал он в 1858 г. в предисловии к лондонскому изданию «Путешествия»1.

Друг и соратник Герцена Н. П. Огарев в предисловии к сбор-* нику «Русская потаенная литература» (1861) отмечал, что струя Радищева оживала с удвоенной силой в деятельности его пря­мых наследников — декабристов и знаменовала собой «потреб­ность положить начало гражданской свободы в России»[20] .

Н. Г. Чернышевский обнаруживает глубокое родство с Ради­щевым в системе взглядов, которую он выдвигает в своей диссер­тации «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855). В ней речь идет о народном идеале красоты, который про­тивопоставляется идеалу дворянского искусства; об этом же пи­сал в свое время Радищев в главе «Едрово». В романе «Что делать?» (1862) Чернышевский говорит о «разумном эгоизме», близком к философским суждениям самого Радищева: последний устами крестицкого дворянина заявил, что в основе попечения отца о детях лежит его «собственный корысти побуждение», его «собствен­ное услаждение» и «собственная польза». Известную параллель можно также наблюдать и между сочинением Чернышевского «Антропологический принцип в философии» и трактатом Радище­ва «О человеке, о его смертности и бессмертии».

Н. А. Добролюбов в статье «Русская сатира Екатерининского времени» подчеркивал существование в екатерининский век ре­волюционного течения общественно-политической мысли с Ра­дищевым во главе. «Книга Радищева составляла едва ли не един­ственное исключение в ряду литературных явлений... времени»,— скромно отмечал Добролюбов, не во весь голос, имея в виду, что царская цензура не пропустила бы решительных суждений о революционной книге «именно потому, что она стояла совершенно одиноко, против нее и можно было употребить столь сильные ме­ры, — продолжает Добролюбов. —Впрочем, если бы этих мер и не было, все-таки «Путешествие из Петербурга в Москву» оста­лось бы явлением исключительным, и за автором его последова­ли бы, до конечных его результатов, разве весьма немногие»[21] . Революционный критик в последних своих словах имел в виду народную революцию, которая в конце XVIII в. еще не могла свершиться, так как не было достаточных условий для ее победы.

Критик М. А. Антонович, примыкавший к революционно-де­мократическому лагерю, в предисловии ко второму изданию вось­мого тома «Истории восемнадцатого столетия и девятнадцатого» Ф, К. Шлоссера (1871) высоко оценил радищевские идеалы «свобо­ды ума и слова» и противопоставил их вялым и холодным запро­сам «некоторых современных требователей... устами глаголющих о свободе слова, а сердцем раболепствующих перед добро­вольными губителями этой свободы. Самый вопрос о свободе сло-

а поставлен у Радищева гораздо шире и глубже, чем он ста­вился в наше время». Антонович имеет в виду начало 70-х гг. XIX в., когда тон в политической борьбе стали задавать рево­люционеры-народники, выступавшие от имени крестьянских масс.

Традиции вольнолюбивой мысли истинного сына отечества свято хранились и развивались большинством русских писателей второй половины XIX в., особенно поэтом «мести и печали на­родной» Н. А. Некрасовым и гениальным сатириком М. Е. Сал­тыковым-Щедриным.

На «Путешествии из Петербурга в Москву» воспитывались целые поколения, в том числе разночинцы и рабочие. Они учи­лись ненавидеть царизм так, как ненавидел его Радищев.

Третье поколение русских революционеров высоко ценило заслуги Радищева как выдающегося мыслителя и борца. «Моло­дые штурманы будущей бури» боролись за его наследие, в том числе и за «Путешествие из Петербурга в Москву». В речи на собрании русских революционеров-эмигрантов в Женеве 14 декаб­ря 1900 г. Г. В. Плеханов напомнил о заслугах писателя, сказав, что «в лице Радищева мы, может быть, впервые встречаемся с убежденным и последовательным русским революционером из интеллигенции. И недаром Екатерина II говорила о нем, что он бунтовщик, хуже Пугачева». В «Истории русской общественной мысли» Г. В. Плеханов назвал Радищева «самым выдающимся» из деятелей русского освободительного движения, а «Путешест­вие» — «одним из самых замечательных явлений в истории рус­ской литературы XVIII столетия». 

Основанная В. И. Лениным газета «Искра» в одном из декабрь­ских номеров за 1900 г. упомянула имя Радищева в числе имен лучших сынов русского народа, подвергшихся гонениям «правды ради». В 1901 г. Владимир Ильич Ленин в статье «Гонители земства и Аннибалы либерализма», опубликованной на страни­цах социал-демократического журнала «Заря», показал коренное отличие революционера от либерала на примере Радищева, а в 1914 г. в статье «О национальной гордости великороссов», помещенной в газете «Социал-демократ», назвал его первым в ряду видных представителей русской освободительной мысли.

В листовках, выпущенных «искровцами» в 1903 г. к 200-лет­нему юбилею русской печати, в частности, говорилось следую­щее: «Это была первая книга на русском языке, не оскверненная цензурой, первая революционная попытка взять силой ту сво­боду слова, которую царское самодержавие отняло у русского народа. К сожалению, книга Радищева попала в руки немногих» (Листовка Петербургского комитета РСДРП от 3 января 1903 г. ♦Двухсотлетие подневольной печати»); «Всех наших лучших писателей, начиная с Радищева (сосланного Екатериной II в Восточную Сибирь за правдивое изображение страданий угне­тенного народа), русское правительство всегда ссылало, сажало в тюрьмы, всячески мучило и терзало» (Листовка Петербургского комитета РСДРП от 3 января 1903 г. «К 200-летнему юбилею русской печати»).

В программу для пропагандистских занятий в рабочих круж­ках входило и изучение «Путешествия из Петербурга в Москву» До победы Октября имя автора «Путешествия» время от времени мелькало на страницах большевистских газет и журналов.

После Великой Октябрьской социалистической революции наступила новая эпоха в подлинном изучении жизни и творчества первого дворянского революционера и демократа.

Данью глубокого уважения к нему явилось открытие в Пет­рограде и Москве по ленинскому «Плану монументальной пропа­ганды» памятников Александру Николаевичу Радищеву. 22 сен­тября 1918 г. в Петрограде был открыт памятник «первому пророку и мученику революции» работы скульптора Л. В. Шер­вуда. Он был установлен у Зимнего дворца, папротив Петропав­ловской крепости. Это был первый памятник, который Советская власть поставила деятелю прошлого. В речи на торжественном ©гкрытии монумента первый народный комиссар просвещения А. В. Луначарский сказал: «...Революция звала его своим гре­мящим голосом, и — верный сын и ученик ее — он ответил...

Нет, то был не только гуманист, потрясенный зверствами кре­постного права... то был революционер с головы до ног, в серд­це своем носивший эхо мятежного и победоносного Парижа.

Товарищи! Пусть искра великого огня, который горел в серд­це Радищева и отсвет которого ярко освещает вдохновенное лицо его, упадет в сердце каждому из вас...»1.

В своих последних словах А. В. Луначарский, очевидно, имел в виду нашу молодежь, так как именно в сердце каждого юного ленинца тлеет искра, частица великого огня первенца свободы.

6 октября 1918 г. в Москве на Театральной площади был также установлен памятник писателю. Через три недели в Сара­тове перед музеем, теперь носящим имя Радищева, был воздвиг­нут монумент великому борцу. В 1960 г. бюст истинного сына отечества работы С. И. Фокина поставили в Москве на улице Радищева. Были открыты памятники Радищеву и в других го­родах.

Советские люди чтут память автора «Путешествия из Петер­бурга в Москву», «принесшего, по словам А. В. Луначарского, сердце, полное святого гнева и горячей любви» своему народу. В героической и победоносной повседневной борьбе за комму­низм, за мир и счастье всего человечества советские люди верно хранят благодарную память об истинном сыне отечества Алек­сандре Николаевиче Радищеве, первым среди революционеров прошлого показавшем пример беззаветного и мужественного служения своему народу.

 

Назад       Далее