Проблемы изучения торжественного красноречия славян

Ю. К. БЕГУНОВ

ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ

ТОРЖЕСТВЕННОГО КРАСНОРЕЧИЯ

ЮЖНЫХ И ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН IX—XVI ВЕКОВ

(К постановке вопроса)

 

 

Торжественное красноречие южных и восточных славян IX— XVI вв., до эпохи барокко,— важная тема в истории развития литератур славянских народов. До сих пор она считалась мало­исследованной, так как в научной литературе не очерчен точно круг литературных памятников, относящихся к торжественному красноречию болгар, русских и сербов, не ясны и границы, отъединяющие письменные сочинения этого рода от памятников агиографических, гимнографических, учительных и других жан­ров. Необходимость изучать творения риторского искусства как литературные произведения, а торжественное красноречие как поджанр ораторской прозы, утверждалась одним И. П. Ереми­ным[i], однако лишь на материале древнерусской литературы и с частичным применением теории так называемой литературной риторики[ii]. Отсутствовали и попытки целостного изучения тор­жественного красноречия южных и восточных славян как одного поджанра так называемой межславянской литературы, т. е. литературы общей на протяжении веков для славянских, а по­рой и неславянских народов (румын и молдаван в XIV—-XVI вв.). Так как отдельные памятники ораторской прозы издавались, а некоторые из них, самые известные, как, например, «Слова» Климента Охридского, Илариона Киевского, Феодосия Хиландарца, Евфимия Тырновского, Григория Цамблака, Епифания Премудрого, Пахомия Серба и др., внимательно изучались с разных точек зрения, наука накопила громадный эмпирический, но несистематизированный материал. И все же осталось невы­ясненным, были ли ораторские произведения объединены ка­ким-либо общим, охватывающим все области культуры южно- и восточнославянских стран движением, или следует говорить об отдельных, разрозненных попытках народов в тот или иной пе­риод своей истории создавать шедевры «для произнесения вслух». Неясно также, в какой мере развитие красноречия было синхронным или диахронным, зависящим или независящим от культурного, и литературного в том числе, развития своих стран, сочеталось ли оно с влияниями и взаимовлияниями славянских культур и т. п.

Более того, не ясны и основы периодизации торжественного красноречия по странам, т. е. следует ли ее строить в соответ­ствии с исторической периодизацией, или она должна быть иной, учитывающей общелитературную периодизацию, но не совпа­дающую с ней. Наконец, совсем не выяснено, в чем же заклю­чалась национальная специфика в развитии торжественного-красноречия у каждого из славянских народов и как она соот­носится с межславянской литературой и общим процессом в сме­не литературных стилей. Только по выяснении всех этих проблем можно будет достаточно точно представить себе исторические причины, вызвавшие к жизни торжественное красноречие у сла­вян, и попытаться раскрыть основные закономерности и движу­щие силы в истории этого поджанра. Только по выяснении всех этих проблем можно будет решить проблему литературно-эсте­тической ценности риторики как вида словесного искусства, ибо до сих пор остается неясным, в какой мере произведение сред­невекового ораторского искусства может считаться произведе­нием литературы. При этом надо будет решить сложный вопрос о взаимоотношении риторики с философией средневекового ис­кусства, зависящей как от христианского неоплатонизма, так и от развивающихся воззрений самого народа.

Само собой очевидно, что мое сообщение при всей своей крат­кости не может претендовать на полное разрешение ни одного из поставленных здесь сложнейших вопросов. Моя задача го­раздо скромнее — обосновать правомерность постановки неко­торых из перечисленных выше проблем с тем, чтобы изучение торжественного красноречия южных и восточных славян могло бы быть успешным.

 

Древнеславянская ораторская проза как система

С произведениями искусства славяне познакомились в IX в.,. когда после принятия христианства им стала доступной сокро­вищница греко-византийской книжной культуры, уходящей сво­ими глубокими корнями в античную эпоху. От возникновения первых письменных ораторских произведений в Европе до пер­вых оригинальных произведений древнеславянского красноре­чия— «Слов» Константина Философа (60-е годы IX в.) прошло около полутора тысяч лет. За это время жанр ораторской прозы прошел долгий и сложный путь развития. Нам нельзя игнори­ровать это развитие, так как древнеславянская ораторская про­за была одним из последующих этапов в развитии европейской: ораторской прозы. Она унаследовала от Византии и систему, и теорию, и практику этого жанра, глубоко и всесторонне раз­работанные на протяжении веков.

В системе литератур древних славян, как показал Д. С. Ли­хачев[iii], первенствующее место занимает система жанров, а жан­ры находятся между собой в определенном, отнюдь не случай­ном, соотношении, образуя жанровые ассоциации, меняющиеся исторически от целого ряда причин. Каждый жанр, как указы­вает Д. С. Лихачев, в свою очередь, строится как ассоциация, как сложное архитектурное сооружение ансамблевого типа[iv]  Древнеславянская ораторская проза как жанр также имела вид сложной и вполне устойчивой ассоциации, имеющей строго опре­деленную структуру, иерархию поджанров и еще более мелких подразделений, что несколько напоминало структуру самого фео­дального общества древних славян. Эта малая система, как и вся система жанров древнеславянских литератур, находилась в состоянии «подвижного равновесия», т. е. она сама и отдельные ее части постоянно изменялись, развивались или сходили на нет, возрождались и снова умирали, чтобы уступить дорогу новому. Это «подвижное равновесие» находилось в связи со всем исто­рико-литературным процессом, влиявшим на формирование «стилей эпохи» и многообразных жанровых стилей[v],

Система древнеславянской ораторской прозы представляется в следующем виде:

 

/. Поджанр — торжественное красноречие

1.   «Слова» на дни церковных праздников — господских бо-тородичных, в честь ангелов, пророков, апостолов, первомучени-ков, на храмовые праздники, на воскресные дни.

2.   «Слова» в честь святых  (кроме ветхо- и новозаветных).

3.   «Слова» или «церковные речи» в честь светских властите­лей — царей,князей и т. д.

 

//. Поджанр — учительное красноречие

1.   Догматические «слова», излагающие догматические ис­тины.

2.   Катехизические поучения или беседы, содержащие изло­жение элементарных основ христианской веры и морали.

3.   Апологетико-полемические «слова», поучения или беседы, содержащие изложение и защиту истин и догматов веры от на­падок язычников, еретиков и раскольников, например, латинян.

4.    Литургические «слова» на темы какой-нибудь одной части богослужения.

5.   Нравоучительные и нравообличительные поучения или бе­седы на темы нравственно-этических основ христианской веры.

Необходимо различать четыре формы проповеди: «Слово», «Поучение», «Беседа», «Всенародная речь».

Именно такой была система ораторской прозы, унаследован­ная южными и восточными славянами у греков. Ведущее поло­жение в системе ораторской прозы Болгарии, Руси и Сербии, занимал поджанр торжественного красноречия. Изучая его, не­обходимо принимать во внимание ряд особых обстоятельств: во-первых, не все письменные памятники сохранились до наших дней, особенно пострадали памятники Балкан, большая часть которых сохранилась в поздних списках; во-вторых, территория и население Болгарии и Сербии даже во времена наивысшего расцвета, например, при царях Симеоне и Стефане Душане,. были меньше, чем территория и население Киевской Руси и намного меньше — Московской Руси XIV—XVI вв.; в-третьих, до наших дней не сохранилось образцов светского красноречия славян — речей во дворцах и боярских хоромах, в народных соб­раниях и отдельных домах. Но если даже допустить, что не все-памятники ораторской прозы сохранились до наших дней, то количественный состав славянских проповедей IX—XVI вв. не повлияет на функцию системы ораторской прозы у славянских народов, которая была вполне определенной, двоякой и нерасчлененной: 1) деловой, служебной (политической или церков­ной) и 2) художественной. Это означало, что ораторская проза как часть литературы, как форма проявления общественного сознания, отражала соответствующее общественное бытие фео­дальных обществ древних славян. Это означало также, что ора­торская проза, содержащая в себе надстроечные элементы, в известной мере помогала своему базису оформиться и укрепить­ся; проповедь «слова божьего» стояла у истоков просвещения новообращенных народов, у истоков идеологии феодального го­сударства. Каждый священник обязан был учить, и авторитет его проповеди освящался авторитетом церкви, которая в средние: века была идеологической опорой феодального строя. Кроме-того, это означало, что, несмотря на преобладание внелитературной функции, проповеди в храме и вне храма были рассчитаны не только на убеждение, но и на удовлетворение эстетических потребностей слушателей. Творцами речей были проповедник и его слушатели, которые сопереживали с ним и способствовали созданию той атмосферы, которая вдохновляла оратора к импровизации, к творчеству, и потому он уже не удовлетворялся тем, что доставляли ему история и логика, а прибегал к худо­жественному вымыслу, искал совершенных поэтических средств для выражения своих мыслей и чувств.

И в Болгарии, и на Руси, и в Сербии уже через несколько десятилетий после принятия христианства сложился известный круг людей «пръизлиха насыштьших ся сладости книжныа», к которому могли обращаться с изысканной речью и Климент Охридский, и Иоанн Экзарх, и Иларион Киевский, и Кирилл Туровский, и Феодосии Хиландарец, чьи проповеди отличались и высоким уровнем риторского мастерства, и глубиной богослов­ских познаний. Приобретенное этими проповедниками мастерст­во не было результатом только самобытного развития. От изу­чения к подражанию и творчеству — таков был путь большин­ства церковных ораторов, многие из которых либо учились в школах Византии, либо использовали классические руководства и лучшие образцы красноречия античности, эпохи эллинизма, а также таких ораторов греко-византийского мира IV—IX вв., как Григорий Богослов, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Нисский, Афанасий Александрийский, Ефрем Сирин, Кирилл Иерусалимский, Кирилл Александрийский, Прокл Кон­стантинопольский, Андрей Критский, Феодор Студит, Иоанн Дамаскин, Фотий и др. Они имелись под рукой у славянских писателей и в оригинале, и в переводах на славянский язык.

В Первом Болгарском царстве, Киевской Руси, Сербской дер­жаве Неманичей образованность стояла на высоком уровне. В первые годы после принятия христианства славянские наро­ды, благодаря Константину-Кириллу Философу и Мефодию и их ученикам, получили все, что было совершенно необходимо для богослужения и развития литературы на родном языке: полные комплекты богослужебных и библейских книг, сочинения «отцов церкви» разнообразных жанров — все в переводах на славян­ский язык. Жившее в славянских странах образованное греческое духовенство вносило и свою лепту в общее дело, а славяне часто бывали в Константинополе и на Афоне, где могли учиться в специальных школах и в монастырских скрипториях.

Известно, что Константин-Кирилл Философ получил в сере­дине IX в. образование в Магнаврском дворце, там же в кон­це IX в. учился и болгарский царь Симеон. Последний, по сви­детельству Лиутпранда Кремонского, изучал в Константино­польском университете риторику по Демосфену, а силлогизмы по Аристотелю[vi].

Учителем Константина был крупнейший проповедник того времени- патриарх Фотий; последнего воспитал в духе уважения к красноречию светских ораторов Лев Математик, архиепископ фессалоникский, ставивший светское красноречие выше крас­норечия апостолов и находивший в Библии плеоназмы.

Сам Кирилл Философ, по словам пространного жития, «в 3 мъсяца навыкъ въсю граматикию, а прочаа ся ять учение: научи же ся Омиру, и геомитри, и у Льва, и у Фотъя диялексице и «съмъ философскымъ учениемъ, къ сим же и риторикии, и арифметикии, и астрономии, и мусикии, и всьмъ прочимъ еллиньскымъ учениемъ»[vii]. На основании некоторых косвенных сви­детельств XII—XIII вв. мы можем полагать, что и люди древней Руси знали о риторском образовании и связывали его с упраж­нениями в чтении и комментировании античных авторов[viii].

Однако самым убедительным доказательством того, что южные и восточные славяне знали риторику и руководствовались ею, является само творчество славянских ораторов. Анализируя их произведения, мы найдем множество иллюстраций к трем отделам риторики — Inventio (нахождение мыслей), Dispositio (их расположение), Elocutio (словесное выражение). О двух других отделах — Метопа (напоминание) и Actio (произнесе­ние), к сожалению, судить не можем, так как история не сохра­нила нам свидетельств, каким именно образом древнеславянские проповедники произносили свои проповеди или читали их (с изъявлением чувств, с обилием жестов, с использованием ми­мики и риторической декламации или бесстрастно, монотонно, глухим и слабым голосом, потупив очи долу, в полной непод­вижности).

Итак, болгарский, русский и сербский народы обладали еди­ной греко-славянской основой ораторской прозы, использовали одну и ту же систему и теорию жанра. Таков комплекс типоло­гической общности ораторской прозы.

Этот комплекс подкреплялся другим комплексом типологиче­ской общности, состоящим в единстве литературного языка, в подобии процессов в жизни феодального общества, в общности мировоззренческих позиций, в наличии непосредственных контакт­ных связей между южными и восточными славянами с древ­нейших времен. Вряд ли необходимо подтверждать эти факты примерами. В жизни феодального общества этих стран про­ходили близкие процессы политического и социально-экономи­ческого развития: образование единого государства с сильной монархической властью, во главе и появление децентрализаторских тенденций феодальной вотчинной знати, дальнейшее раз­витие натурального хозяйства, а также торговли и ремесел, об­разование и расцвет культуры народностей, возникновение уг­розы порабощения извне и т. п. Близкие социально-экономиче­ские и политические факторы определили и сходство развития культуры южных и восточных славянских народов, в том чис­ле— и ораторской прозы.

 

Основные пути развития торжественного красноречия. Периодизация

Славянские народы не знали единого литературного разви­тия, равномерного и постепенного. Их политическая история в средние века была всегда насыщена классовой борьбой, столк­новениями и войнами, разрушениями, а также возрождением и созиданием. Основу национальному и литературному разви­тию славянских народов положили солунские братья Кирилл и Мефодий. Оба они создали почву для культурного сближения всех ветвей славянства. Их проповедническая деятельность яви­ла образцы ораторского искусства, в том числе и в области эпидейктической проповеди. В 860—861 гг. в Херсонесе Таври­ческом Константин-Кирилл произнес на греческом языке Brevis. historia и Sermo declamatorius в честь папы Климента Римского, чьи утраченные мощи ему удалось с помощью херсонесцев ра­зыскать на отдаленном, затопленном морем острове и перенести в местный соборный храм. В дальнейшем оба произведения были переведены на латинский и славянский языки и стали до­стоянием литератур на этих языках[ix].

. Не исключено, что первые памятники торжественного крас­норечия на старославянском языке возникли у чехов и моравов. Однако до наших дней они не дошли: лишь в рассказе Повести временных лет о княгине Ольге и в некоторых латинских источ­никах отыскиваются следы  Похвалы Людмиле Чешской, по-ви­димому, X века[x].

Болгария. Болгарский народ рано воспринял наследие сла­вянских первоучителей, в том числе искусство похвальной речи. Историю эпидейктического красноречия, тесно связанного с ис­торией болгарской литературы и государства, можно было бы подразделить на следующие этапы: 1. IX—XI вв. (Первое Бол­гарское царство); 2. XII в.—1393 г. (Второе Болгарское царство до взятия Тырнова турками-османами). 3. 1393 г. — XVI в. (вре­мя османского владычества).

Первый период характеризуется становлением и расцветом основных жанров болгарской литературы, в том числе и торжест­венного красноречия. Ученик Мефодия Климент в конце IX — начале X в. в Охриде сочиняет праздничные и похвальные «сло­ва» традиционным греко-славянским святым и новоявившимся славянским святым Кириллу и Мефодйю (две похвалы). Иоанн Экзарх в то же время в Великом Преславе пишет похвалы Иоан­ну Богослову и на праздничные дни. Все это не чистые энкомии: вторая часть произведения, как правило, представляет собою поучение о значении каждого праздника и морально-этическое наставление христианину. Княжеская похвала в ораторской про­зе Болгарии отсутствует[xi]. После времени Симеонова в течение последующих 300 лет в области торжественного красноречия не было создано ничего существенно нового: напряженная по­литическая обстановка на Балканах не способствовала литера­турному творчеству. Болгарский народ был вынужден отбивать натиски многочисленных врагов, затем начался период визан­тийского рабства (1018). В эпоху расцвета Второго Болгар­ского царства, в середине XIV в., возникают краткие похвалы царю Иоанну-Александру 1337 г., 1356 г. (монаха Симеона) и некоторым другим лицам, которые более напоминают так назы­ваемые некрологические характеристики князей в приписках к книгам, в надгробных надписях и летописях, чем самостоятель­ные памятники красноречия.

Во второй период своей истории ораторская проза достигает значительного расцвета в Тырнове и Видине в 70—90-е годы XIV в., при царе Иване Шишмане III. Ученик исихастов и Фео­досия Келифаревского, Евфимий (1375—1393, патриарх Тырновский) создает образцы панегириков нового византийско-славянского стиля — царю Константину Великому и матери его Елене, святым Ивану Поливотскому, Михаилу, воину Потукско­му, Неделе. Эти творения отражают намерение Болгарского, государства и церкви возвеличить своих святых, чьи мощи на­ходились в Тырнове или почитались народом. Некоторые из этих «слов», как, например, Похвальное слово Константину к Елене, были написаны по заказу царя. Похвальное слово должно» было способствовать прославлению правящей династии Шишмановичей, находившихся (благодаря браку Михаила Шишмана с дочерью короля Милутина) в родстве с сербскими Неманичами; а Неманичи возводили свою родословную через Ликиния к Константину Великому. В некоторых из похвальных речей Евфимия уже звучат тревожные ноты по поводу внешней опасно­сти, неотвратимо нависшей над Болгарией.

Ученики Евфимия продолжали его литературное дело. Вйдинский митрополит Иоасаф произнес Похвалу мученице Филофее (1395), мощи которой были перевезены из разоренного Тырнова в Видин и хранились в кафедральной церкви города; они особенно почитались семьей местного властителя Ивана Срацимира. Киприан, киевский митрополит с 1379 по 1406 г., со­чиняет в духе Евфимиевой школы «Слово похвально святителю Петру, митрополиту» (1381).

После взятия Тырнова турками-османами в 1393 г. часть болгарской интеллигенции эмигрировала в Сербию, в Россию, в Молдавию. Один из ее представителей — Григорий Цамблак, литературная деятельность которого принадлежит не только од­ному болгарскому народу. В Дечанах, Сочаве, Нямцу, Киеве, Новогрудке, Вильно, Москве и Констанце он произносил тор­жественные проповеди, самые известные из которых это «Слова» в честь Киприана и Евфимия, а также многочисленные похвалы традиционным греко-славянским святым и на праздничные дни. Творчество Григория Цамблака — вершина Тырновской литера­турной школы и Балканского торжественного красноречия вооб­ще." Османское завоевание в конце XIV в. насильственно прер­вало политическое и культурное развитие болгарского народа, угасло и торжественное красноречие. Лишь в 50—60-е годы XVI в. неизвестный софийский проповедник написал в духе Ев­фимиевой школы «Беседу похвальну» пострадавшим от турок софийским мученикам Георгию Новому, Георгию Новейшему и Николе Новому, которую, вероятно, читали в уцелевших бол­гарских церквах борцы за национальное освобождение. Любо­пытно, что последний памятник средневековой болгарской эпи-дейктической прозы прославляет не представителей светской и духовной знати — царей, князей, патриархов, митрополитов, а простых людей — горожан (ювелира и сапожника).

Сербия. Сербо-хорватский народ не позже болгарского всту­пил на путь государственного и национального развития на ос­нове христианизации. Знал он и произведения торжественного красноречия еще в IX в.: такова краткая «Похвала Кириллу Фи­лософу». Следы не дошедшей до нас «Похвалы св. Симеону» пер­вой половины XIII в., сочиненной учеником св. Савы Афанасием, прослеживаются в Доментиановом житии Симеона.

Однако бурный рост отечественной эпидейктики начинается лишь с конца XIII в. Здесь условно можно было бы выделить два этапа ее истории: 1. XIII в.— 1389 г. (до битвы на Косовом поле); 2. 1389 г.— XVI в.(время упадка сербского государства и османского владычества). Расцвет сербской литературы в пер­вый период связан с поступательным развитием национального государства и культуры. В первых панегириках прославляются создатели Сербской державы (Стефан-Симеон, Неманя), осно­ватель Сербской церкви архиепископ Сава Неманич. Таковы произведения хиландарского монаха Феодосия («Похвала св. Си­меону и св. Саве», 1290—1292), ученика Данилы Старшего хи­ландарского монаха Никодима («Похвала Саве», 1321—1322)-Эти панегирики отвечали задаче обожествления королевской власти, возвеличению правящей династии Неманичей. После трагичной для истории сербского народа Косовой битвы, окон­чившейся поражением и гибелью князя Лазаря, началась пора агонии Сербского национального государства. Второй период характеризуется появлением трагических нот и скорбной темы об ушедшем былом величии в памятниках этшдейктической про­зы. Таковы «слова» о Симеоне, Саве, короле Милутине патри­арха Данилы Младшего. В конце XIV — начале XV в. создается несколько похвальных «слов» князю Лазарю в связи с его ка­нонизацией[xii]: не дошедшие до нас «Надгробное рыдание» 15.VI 1389 г. на Косовом поле сына героя — Стефана Лазаре­вича, «Повестное слово» 1392—1393 гг. Данилы Младшего, По­хвалы 1392—1398 гг. Раваничанина 3-го, 1402 г. монахини Евфи­мий, 1403 г. княгини Милицы — монахини Евгении, 1419—1420 гг. Антония — Рафаила, грека из Епактита. В прославлении героя Косовой битвы звучит скорбь по поводу несбывшихся надежд народа на политическое объединение страны. Центром почита­ния князя Лазаря стал монастырь Раваница, основанный в 1381 г. В XV в. трудная политическая обстановка на Балканах не способствовала литературному творчеству. Серб Пахомий, игумен монастыря св. Павла на Афоне, в 1437 г. отправляется на Русь, где становится профессиональным писателем. 24 де­кабря 1456 г. неизвестный смедеревский книжник произнес ве­ликолепное надгробное слово деспоту Юрию Бранковичу, в ко­тором звучит сильная скорбь по поводу несчастья, постигшего сербский народ, и предчувствие новых бед; и действительно, В 1459 г. турки захватили Смедерево и превратили земли наслед­ников князя Лазаря в Смедеревский пашалык. Приблизительно в это же время воспитанник византийской литературной школы Димитрий Кантакузин из Нового Брда создает два похвальных слова в честь традиционных греко-славянских святых Димитрия Солунского и Николая Мирликийского; «слова» были приуро­чены, вероятно, к освящению двух соименных сербских церквей. В начале XVI в. в области Срем создаются две похвалы пред­ставителям княжеского рода Бранковичей — деспоту Ивану (ум. 1502 г.) и его брату Юрию, в монашестве Максиму, первому белградскому архиепископу, основателю Крушедолского мона­стыря (ум. 1516 г.). Множество похвал типа некрологических характеристик сохраняются в записях и надписях многочислен­ных сербских книг и летописей. В первой половине XVI в. серб Лев Аникита Филолог, неизвестно где живший — в Сербии или на Афоне,— пишет по заказу русских книжников несколько замечательных похвальных «слов» русским святым Зосиме и Савватию Соловецким, князю Михаилу Черниговскому. В XVI— XVII столетиях торжественная проповедь в самой Сербии еще существует: создаются «Похвала»и«Повестное слово» господарю г. Моровича Стефану Штильановичу (ум. 1540 г.), с чьим име­нем народ связывал надежду на лучшие времена: сербские на­циональные святые были тогда знаменем борьбы против осман­ского и фанариотского гнетов.

Молдавия. Интерес к торжественному красноречию на сла­вянском языке у молдаван возник после падения Второго Бол­гарского царства, когда, спасаясь от османской угрозы, за Ду­най пришли болгары, принесшие с собой книги на славянском языке. Церковное красноречие на славянском языке привилось и бытовало в Молдавии вплоть до XVII в. Его центрами была в самом начале XV в. Сочава, столица господаря Александра Доброго, где Григорий Цамблак произнес немало блестящих праздничных «слов». Традиция, начатая знаменитым пресвите­ром молдавлахийской церкви, поддерживалась и позднее в Ням-цу, где игумен. Феодосии, используя в качестве источника сочи­ненное, Григорием Цамблаком «Житие Иоанна Нового», составил в 1534 г. сочавскому святому пространный панегирик. Имя по­следнего было знаменем самостоятельности молдавлахийской православной церкви. Обращение к памяти. Иоанна Сочавского было неслучайным в годину, полную тревог и нестроений, в эпо­ху господаря Петра IV.Papeina, пытавшегося освободить стра­ну от иноземной власти.

Россия. В Киевской Руси после крещения (988) книжники Начали быстро перенимать болгарский опыт развития христиан­ской литературы на славянском языке и создавать свои ориги­нальные произведения. Мы ставим историю торжественного красноречия в прямую связь с историей древнерусского обще­ства и русской литературы и намечаем следующие этапы: 1. Ко­нец X — начало XIII в. (Киевская Русь); 2. XIV—XV в. (Русские земли в эпоху возвышения Москвы и образования Русского го­сударства); 3. XVI в. (Русское централизованное государство). Первое оригинальное и совершенное произведение торжествен­ного красноречия Древней Руси — «Слово о законе и благодати»., произнесенное придворным проповедником Иларионом в киев­ском Десятинном храме, у гроба князя Владимира, около 1049 г., построено по всем правилам греко-славянского ораторского ис­кусства, в духе так называемого «второго типа» панегирических «слов», соединявших энкомий с акафистом. Однако в этот тип ре­чей Иларион внес нечто свое, присоединив к нему вначале апо-логетико-полемическое по форме сочинение против иудаизма с апологией христианства. «Слово» прославляет Русскую землю и равноапостольного князя Владимира и его наследника князя Георгия (Ярослава Мудрого). XI—XII векам принадлежат по­хвалы матери князя Владимира — княгине Ольге, его сыновьям, мученикам Борису и Глебу, злодейски убитым в 1015 г. (два Вышгородских «слова», одно Киево-Печерское и одно — Черни­говское 1175 г.), праправнуку Ярослава Мудрого киевскому князю Ростиславу Мстиславичу (ум. 1157 г.), сыну Ростислава киевскому великому князю Рюрику («Речь» Моисея Выдубицкого 1199 г.); широкое распространение в летописях получают некрологические  характеристики  русских  князей: десятки  их читаются на страницах Лаврентьевской и Ипатьевской летопи­сей. Косвенную похвалу князю Изяславу Ярославичу, сыну Ярос­лава Мудрого, содержит «Слово о чуде св. Климента Римского о отрочати», произнесенное в 60-е годы XI в. в киевском Деся­тинном храме над вывезенными «равноапостольным» Владими­ром из Херсонеса мощами папы Климента. Почитаемый у право­славных и у католиков, Климент Римский одно время считался «присным заступником стране Рустей и венче украшенным слав­ному и честному граду нашему и велицей митрополии же мати градом», т. ё. Киеву. Это «слово» продолжало кирилло-мефодиевскую традицию почитания папы Климента у восточных сла­вян. К 1093—1096 гг. относится «Похвала Феодосию Печерскому», основателю русского общежительства, вышедшая из стен Киево-Печерского монастыря. В XI—XII вв. создаются похвалы традиционным греко-славянским святым и праздничные пропо­веди, среди которых замечательны  творения  «второго Злато­уста»- Кирилла Туровского.

После долгого перерыва, вызванного татаро-монгольским нашествием и перенесением центра политической и культурной жизни из южной Руси на северо-восток, мы находим первую по­хвалу князю московскому Ивану Калите типа некрологической характеристики в Евангелии 1340 г. Появление подлинных про­изведений эпидейктического красноречия во второй период его истории связано с проникновением на Русские земли так назы­ваемого  второго югославянского  влияния.  Вначале Киприан создает в 1381 г. «Слово похвально святителю Петру Митропо­литу», потом Епифаний Премудрый пишет между 1397 и 1408 гг. «Слово похвальное Сергию Радонежскому», основателю Троице-Сергиевой обители; тогда же неизвестный проповедник сочиняет краткую похвалу тому же святому. Митрополит Фотий Грек, заимствуя из «Учительного евангелия» греческого патриарха Филофея, пишет в первой четверти XV в. праздничные пропове­ди, а ученый серб Пахомий в 30—60-е годы XV в. сочиняет панегирики Варлааму Хутынскому, митрополиту Петру, князю Михаилу Черниговскому, праздничные «слова» новгородской иконе знамения богородицы, Покрову богородицы, на перене­сение мощей митрополитов Петра и Алексея. Многочисленные подражатели Епифания и Пахомия, среди которых выделяются Геласий Вишерский, Феодосии Бывальцев, Макарий Прилуц-кий, Иринарх Глушицкий, пишут во второй половине XV в. по­хвалы местным русским святым — Савве Вишерскому, Макарию Прилуцкому, Дионисию Глушицкому, Григорию Пелыпемскому, Сергию Радонежскому, Никите Переяславскому, Леонтию и Исидору Ростовским, митрополитам Петру и Алексию, а также «слова» на праздничные дни. Княжеская похвала занимает весьма скромное место. Неизвестные западнорусские книжники сочиняют в XV в. две похвалы великому князю литовскому Алек­сандру Витовту, одну (на латинском языке) похвалу Витовту и Ягайло, московские книжники — «Слово о житии и преставле­нии Димитрия Донского» и «Похвалу великому князю Василию И», тверской книжник — инок Фома — «Слово похвальное вели­кому князю тверскому Борису Александровичу». Не особенно заботясь о «чистоте жанра», писатели соединяют панегирик то с книжной припиской, то с княжеским житием, то с летописью, то с повествованием типа сказаний. Устное выступление уже не иг­рает той роли, которое оно играло в Киевскую эпоху; его окон­чательно заменяет словотворчество в письменной форме.

В то время как на Балканах в XVI в. торжественное крас­норечие угасает (нам известны лишь два произведения в Сербии и одно в Болгарии), в России оно достигает значительного раз­вития. Третий период истории эпидейктической проповеди — XVI век — был итоговым для древнерусского торжественного красноречия. В XVI и первой половине XVII в. на огромной территории от Соловецкого монастыря на Соловецких остро­вах Белого моря на севере до Пафнутиева-Боровского монасты­ря на юге, от Пскова на западе до Свияжска на востоке возни­кают около сотни произведений, целью которых было прославить весь громадный сонм новоявленных святых русской церкви — основателей монастырей, архиепископов и митрополитов, под­вижников и юродивых, возвеличить предков нынешней правящей династии из рода Рюриковичей — княгиню Ольгу, князей Вла­димира Святославича, Константина Святославича Муромского, Михаила Всеволодовича Черниговского, Василия и Константина

Всеволодовичей Ярославских, Александра Ярославича Невского, Василия III и многих других. Неизвестный западнорусский книжник в Супрасльском монастыре создает в 30-е годы XVI в. в духе киевской традиции «Похвалу брацлавскому старосте и великому гетману литовскому Константину Ивановичу Острожскому», сохранившуюся в конце «Краткой киевской летописи». Василий-Варлаам Псковский, Герасим Новгородский, Гера­сим Фирсов, Григорий Суздальский, Досифей Соловецкий, До-сифей Топорков, Зиновий Отенский, Иоанн Свияжский, царевич Иван Иванович, Иоасаф Новгородский, Иосиф Новгородский, Лев Аникита Филолог, Макарий Колязинский, Максим Грек, Маркелл Новгородский, Михаил Владимирский, Пахомий Ярос­лавский, князь Семен Иванович Шаховской, Сильвестр Благове­щенский, Филофей Пирогов — вот далеко не полный перечень панегиристов, чьи имена сохранила нам история.

В XVI — начале XVII в. мы наблюдаем еще одно любопыт­ное явление — возрождение устных речей: политические деятели очень любили выступать с речами. Таковы придворно-панегирические речи митрополита Макария, Сильвестра Благовещенско­го, самого Ивана Грозного, патриарха Иова, Терентия Благо­вещенского. В стилистическом отношении энкомий Епифаниева и Пахомиева типов достигает полного развития и до конца ис­пользует все возможности своей формы в рамках «стиля эпо­хи» — «идеализирующего биографизма». В эпигонстве формы явственно чувствуются неотвратимый кризис жанра; старый энкомий сменяется в середине XVII в. энкомием эпохи барокко, построенным по последнему слову схоластической науки.

В XVIII в. эпидейктическое красноречие старой традиции (надгробные речи) еще продолжает жить в среде выговских старообрядцев, но и оно скоро угасает.

Итак, развитие торжественного красноречия было в славян­ских странах неравномерным в количественном отношении: в ранний период (IX—XIII вв.) мы насчитываем по двадцать шесть эпидейктических памятников в Болгарии и на Руси, два в Сер­бии, один в Чехии; во второй период (XIV—XV вв.) около трид­цати в Болгарии и столько же на Руси, четырнадцать в Сербиц; в XVI в. один в Болгарии, четыре в Сербии и более ста в Рос­сии[xiii]. Неравномерным оно было и в качественном отношении: если в Болгарии торжественное красноречие было больше свя­зано с жизнью церкви и возникновения новых разновидностей поджанра почти не происходило, то на Руси и особенно в Сер­бии связь ораторской прозы с государственной жизнью высту­пает весьма явственно. Ускоренное развитие литературно-рито­рической символизации государственных и политических идей сказывается в поисках и развитии новых форм проповеди: в Сер­бии из княжеской похвалы возникают так называемые повестные слова, на Руси — придворно-политический панегирик. Эпи-дейктическое красноречие развивалось синхронно с развитием культуры славянских стран, являясь, как правило, показателем высокого ее уровня. Развитие панегирика идет рука об руку с развитием других жанров, и. прежде всего агиографии и гимнографии. Из жития святого проповедник черпал фактический ма­териал для похвалы этому же святому, из его службы — вы­писывал целые ряды «радований» и) «ублажений». Ораторская проза, стремясь к экспансии, сама влияет на другие жанры.

В Сербии впервые в XIII—XIV вв-. панегирический стиль сое­диняется с агиографическим стилем (агиография Феодосия, Доментиана, Данилы и др.), похвала с житием. Такой же процесс происходит во второй половине XIV — начале XV в. в Болгарии, Сербии и Молдавии (агиография Евфимия Тырновского и Гри­гория Цамблака) и на Руси (агиография Киприана, Епифания Премудрого, Пахомия Серба и многих других). Панегирический стиль в XV—XVI вв. оказывает сильное воздействие на лето­писание, повествование, учительную прозу, гимнографию и спо­собствует жанровой синтезации. Раскрыть основные закономер­ности и особенности этого сложного литературного процесса — одна из важнейших задач будущего. Представляет интерес ис­следование причин и обстоятельств кризиса и угасания торжест­венного красноречия традиционного типа в России, несмотря на сравнительно благоприятные условия и высокие количествен­ные показатели.

Межславянская литературная общность и национальная специфика

В истории эпидейктического жанра у славян можно увидеть как общее (межславянское), так и частное (национальное). Культуры трех народов — болгарского, русского и сербского — были тремя рецензиями одной древнеславянской культуры. Един­ство литературного языка, единство системы жанров и стилей и лежащего в основе этой системы художественного метода, по­коящегося на неоплатоновской эстетике, не могло не сказаться на развитии торжественной ораторской прозы южных и восточ­ных славян. Праздничные «слова» одним и тем же праздникам господним, богородичным и святым, которые могли бы с успе­хом читаться в любой из славянских православных церквей, похвальные слова одним и тем же святым греко-славянской церкви, почитаемым в Болгарии и Сербии, равно как и в России, Одни и те же «вторичные жанры» — «Торжественники», «Златоустники», «Соборники», «Минеи», наконец, одни и те же пере­водные эпидейктйческие произведения одних и тех же отцов церкви «предвизантийской» и «византийской» поры, бывшие в ходу у всех православных славян. Сочинения таких славянских писателей, как Кирилл и Мефодий, Климент Охридский, Иоанн Экзарх, Иларион Киевский, Кирилл Туровский, Григорий Цамблак, Пахомий Серб, Лев Апикита Филолог, принадлежали не
одному из трех славянских народов, а всём южным и восточным славянам.

В истории славянских литератур межславянская литература сыграла такую же роль, как среднелатинская литература в ис­тории европейских литератур:  роль хранительницы традиций (греко-византийских). Это общее; наподобие центробежной силы удерживало, но так и не удержало центростремительные (на­циональные) тенденции славянских литератур. Начальное стремление ограничить роль торжественной проповеди служебной; функцией, а ее развитие —рамками заданной триады властно-разрушалось жизнью. В Болгарии эта  центростремительная тенденция не сказывалась до XIV в., но и в XIV в. она не была: столь сильной, как у русских в эпоху Киевской Руси и у сербов в XIII—XIV вв. Национальные тенденции проявляют себя не только в идеях возвеличения Болгарской, Русской или Сербской земель, ее властителей и покровителей, не только в отражении чаяний народа и его дум, но и в особых явлениях стиля: простого или изощренного, разной степени законченности и глубины. Природа таких явлений стиля, как абстрагирование, периодичность  речи,  итеративность,  экспрессивность,  синонимичность, ритмичность,  может покоиться на разных основаниях, частью -межславянских, частью национальных. Создание национальных традиций идет как бы бок о бок с разрушением межславянского единства и преодолением разного рода канонов, шаблонов, ситуативности и зтикетностн. Национальное проявляет себя и в создании новых разновидностей поджанра, не укладывающихся в триаду: праздничное слово, похвала святому, панегирик свет­скому властителю. Развитие поджанра на протяжении веков приводит к нарушению «подвижного равновесия» системы поджанра торжественного красноречия: у сербов в сторону пане­гириков светским властителям, у русских в сторону похвалы местным святым, у болгар в сторону праздничных «слов».

 

Жанрово-стилистическая типология

Типология жанров изучает приблизительно однозначные. явления (жанр или систему жанров), объединяемые и В силу особенностей их композиционной структуры, ив силу их исторической повторяемости и изменяемости. Ее цель - рассмотреть способ формирования, организацию произведений как эстетического целого в связи с творческим методом и системой; жанров эпохи. С точки зрения общей типологии, этот уровень типологического изучения представляется частным и не всегда; эффективным, ибо типологические черты будут тем более зримыми, и осязаемыми, «вещными», чем дальше друг от друга будут отстоять сопоставляемые явления и факты

Но с точки зрения собирания материала для создания кар­тины общелитературного развития типология жанров сулит боль­шие выгоды, так как позволяет через сравнительно-историче­скую характеристику типологической природы отдельных жанров подойти к пониманию самых сокровенных законов художест­венного творчества[xiv]. Предмет нашего изучения поджанр ора­торской прозы — торжественное красноречие южных и восточ­ных славян — может быть рассмотрен и как единое целое, и по своим составным частям с точки зрения жанрово-стилистической типологии. Наша задача облегчается тем, что первоначально в  основе этого поджанра лежали три неделимые структуры од­ного ряда или одного порядка: праздничное «слово», похвала святому, панегирик светскому властителю, строящиеся, по боль­шей части и в конечном итоге, по канонам литературной ритори­ки, имевшей со времен античности строго нормативный харак­тер. Elocutio— третья формальная часть литературной ритори­ки— в средние века еще не отпочковалась от нее как самостоя­тельное учение о стиле. Поэтому в средние века, как и во времена античности, стилистическое оформление материала (Elocutio) было тесно связано с подбором материала (Inversio) и компо­зицией (Dispositio). Соответствие выражения оратора намере­нию оратора, целесообразность и уместность — вот два крите­рия идеального стиля, которые были действительны как для античности, так и для средних веков. Посредствующим звеном между содержанием и формой ораторских произведений были каноны в виде предписаний, регламентирующих выбор стили­стических средств. В этой связи топика[xv] была могучим средст­вом развития литературной темы. Между тем исследованию то­пики торжественного красноречия южных и восточных славян уделялось очень мало внимания. Ученые гомилеты XIX—XX вв. рассматривали торжественное красноречие в основном с точки зрения внутренних и внешних свойств проповеди, церковных по преимуществу; известное внимание уделялось лишь отдельным приемам, рассматриваемым, как правило, вне структуры произ­ведения. В настоящее время не существует научного изложения полной системы топики ораторских произведений. Последняя может быть восстановлена только индуктивным путем и изло­жена с помощью конкретных примеров. При этом следует иметь в виду, что, во-первых, определение топики торжественного крас­норечия южных и восточных славян не должно заслонять живую первооснову славянских разновидностей поджанра. Во-вторых, очередной задачей было бы установление «локального значе­ния» каждого «логос» в каждом конкретном примере. В-треть­их, топика, как и любая константа, не определяет ни характер произведения, ни развития литературы. Поэтому исследователю необходимо больше внимания обращать на нарушения «законов топики».

Понимая художественное произведение как некую структуру единства идеи и образа, мы полагаем, что задача исследователя зпидейктики состоит в раскрытии эстетических функций эле­ментов структуры в их взаимосвязи. Успех в жанрово-типологичеоком исследовании зависит от того, каким образом, с какой степенью точности дано описание каждого произведения ора­торской прозы. Выбор самой системы этого описания — дело не легкое и не простое. Однако нам думается, что оно должно вестись с учетом так называемой литературной риторики, столь же значимой для эпидейктического жанра у славян, сколь и у греков.

В заключение необходимо подчеркнуть, что без разрешения главной, эдиционно-текстологической проблемы невозможно ре­шение и остальных проблем. Ведь прежде чем изучать произ­ведения торжественного красноречия сравнительно-исторически, типологически, идейно-эстетически и т. п., необходимо распола­гать добротными научными изданиями их текстов. Что касается балканских славян, то большинство их ораторских произведений издано (за исключением «Слова похвального священномученику Клименту, папе Римскому», многих похвальных и празднич­ных «слов» Григория Цамблака, похвальных «слов» Ивану и Максиму Бранковичам и Стефану Штильановичу), правда, по отдельным и подчас случайным спискам, без учета других спи­сков и без изучения истории текста произведений. Удовлетвори­тельными могут считаться лишь издания произведений, дошед­ших до нас в единственных списках[xvi], а также последнее кри­тическое издание сочинений Климента Охридского с учетом мно­гих списков[xvii]. Что же касается русских, только некоторые произ­ведения эпидейктической прозы Киевской Руси и отчасти Мо­сковской Руси изданы по отдельным и случайным спискам. Боль­шинство же перечисленных выше русских панегириков XV— XVI вв. остаются неизданными, их многочисленные списки в ар­хивохранилищах .и библиотеках учтены слабо, не уточнен даже самый простой их перечень. Удовлетворительными следует при­знать только издания похвальных «слов» князьям Борису и Глебу[xviii], праздничных .«слов» Кирилла Туровского[xix], «Памяти и похвалы князю Владимиру» по многим спискам[xx], а также неко­торых «слов» Пахомия Серба[xxi]. Удовлетворительными можно Признать издания произведений, дошедших до нас в единствен­ных списках[xxii]. Несмотря на существующие издания, тексты большинства ораторских произведений остаются труднодоступными для современных исследователей, ввиду их разбросанности по многочисленным специальным журналам и сборникам XIX— XX вв., являющихся подчас библиографическими редкостями. В настоящее время отсутствуют и специальные хрестоматии по истории торжественного красноречия древних славян, в которых были бы сведены воедино, собраны и систематизированы все ораторские произведения. Без подобных изданий нечего и ду­мать о всестороннем и глубоком изучении истории и типологии этого поджанра. Начинать надо, на наш взгляд, с составления подробных библиографических перечней всех ораторских произ­ведений и поисков их списков в современных архивохранилищах и библиотеках СССР и зарубежных стран. Только когда все списки всех произведений будут собраны, можно приступить к изучению истории текста произведений и подготовке критиче­ских и полных научных изданий. В процессе поисков, может быть, откроются новые произведения ораторского искусства, не­известные пока исследователям, и тогда наши представления об объеме и характере истории торжественного красноречия юж­ных и восточных славян могут уточняться или меняться.


[i] И. П. Еремин. Ораторское искусство Кирилла Туровского— «Труды От­дела древнерусской литературы. Институт русской литературы (Пушкин­ский Дом) АН СССР» (ТОДРЛ), т. XVIII". М.—Л., 1962. стр. 50—58; то же в кн.: И. П. Еремин. Литература Древней Руси (этюды и характе­ристика). М-Л., 1966, стр. 132—143. Ср.: И. П. Еремин. Лекции по древней русской литературе. Л., 1968, стр. 71—94.

[ii] И. П. Еремин рассматривает амплификацию, построение тирады (перио­да) с анафорой, антитезой, синонимией, а также композицию «Слов» Ки­рилла Туровского.

[iii] Д. С. Лихачев. Древнеславянские литературы как система.— В кн.: «Сла­вянские литературы. VI Международный съезд славистов (Прага, август 1968). Доклады советской делегации». М., 1968, стр. 5—18. То же на бол­гарском языке: «Славянските литератури като система».— «Литературна мисъл», год 13, кн. I. София, 1969, стр. 3—38. Ср.: Д. С. Лихачев. Система литературных жанров древней Руси.— В кн.: «Славянские литературы. V Международный съезд славистов. (София, сентябрь 1963). Доклады со­ветской делегации». М., 1963, стр. 47—70.

[iv] Д. С. Лихачев. Древнеславянские литературы как система, стр. 29—32

 

[v] О некоторых особенностях древнерусской ораторской прозы см.: 3. К. Бе­гунов. Древнерусская ораторская проза как жанр. (К постановке вопро­са).— В кн.: «Пути изучения древнерусской литературы и письменности». Под ред. Д. С. Лихачева и Н. Ф. Дробленковой. Л., 1970, стр. 75—85.

[vi] «Scriptores rerum germanicarnm in usum scholarum ex Monumentis Germa-niae historicis separatum edidit. Liudorandi episcopi Cremonensis opeia*. Editio 3. Hannoverae—Lipsiae, 1915, s. 87. В IX в. в школах Византии, кроме риторики и силлогистики, изучали также Священное писание, грам­матику, диалектику, арифметику геометрию и астрономию. В качестве учеб­ных примеров цитировались тексты из Гомера и других классических ав- торов. См. подробнее: R. Browning. Byzantinische Schulen und Schulmeis-ter.—«Das Altertum», Bd. IX. Berlin, 1963, H. 2, s. 110.

 

[vii] «Zitie Konstantina».—В кн. «Magnae Moraviae fontes historicb, t. II. Tex-tus biogTaphici, litugici. Curaverunt D. Bartofikova, L. Havlik, J. Ludvikovsky, Z. Masafik, R. Vecerka, Brno, 1966. s. 65. Ср.: 75. ТрифуновиП. Константино­ва (Ьирилова) кньижовна дела у светлости неких ФотиДвих кньижевно-естетичких погледа.—В кн. «Симпозиум 1100 — годишнина од смртте на Кирил Солунсии». Македонска академи|'а на науките и уметностите. CKonje, 1970, стр. 249—260.

[viii] Здесь имеются в виду упоминания «риторики» «омирьскыихъ» и «риторьскыих книгь» в предисловии к переводу Феодосия Грека «Послания папы римского Льва к архиепискому константинопольскому Флавиану» (1142), в Послании митрополита Климента Смолятича к пресвитеру Фоме (1147— 1156), в Ипатьевской летописи под 1233 г., в Житии Иоасафа Каменского (XV—XVI в.), в Житии Евфросинии Суздальской, составленном иноком Григорием (XVI в.).

[ix] Поздние версии обоих слов сохранились в русских списках XVI в.. см.-. «Слово на обретение и пренесение мощей преславного Климента Римско­го» — рукопись Гос. б-ки СССР им. В. И. Ленина (ГБЛ), собр. Волоколам­ского монастыря, № 195 (593), начало XVI в., лл. 488 об.—496 об.; «Слово1 похвальное священномученику Клименту, папе Римскому» — рукопись Гос-исторического музея (Москва), Синодальное собр., № 988, ноябрь 1552 г., лл. 1187—1201 об. Латинские версии этих «Слов» не сохранились, но они повлияли через посредство писателей IX в. Анастасия Библиотекаря, Гаудериха и Иоанна Химмонида на «Vita cum translatione s. Clementis> (италь­янскую легенду XII в.)

 

[x] R. Jacobson. The kernel of comparative Slavic literature.— «Harvard slavic studies», vol. I. Cambridge, Mass., 1952, p. 44. Ср.: А. И. Рогов. Сказание о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М., 1970, стр. 222

[xi] Похвала царю Симеону в предисловии к Изборнику 1073 г.— стихотворное произведение.

[xii] Похвалы князю Лазарю Раваничанина 2-го (1390—1393), светская похвала князю Лазарю я косовским юнакам в надписи и в Хиландарской рукописи № 425 является стихотворной. Любопытно отметить, что творцами двух едва ли не самых замечательных произведений Косова цикла были женщи­ны, вдовы князей Углеши и Лазаря, княгиня Елена и Милица (в монаше­стве Евфимия и Евгения),— случай любопытный в истории ораторской прозы древних славян.

[xiii] Лишь конкретные исследования помогут проверить репрезентативность наших статистических подсчетов. -Возможно также, что в про­цессе разысканий цифровые данные будут уточняться.

[xiv] Подробнее см. Ю. К. Бегунов. Типология ораторской прозы Болгарии и Руси IX—XII вв. (в печати).

 

[xv] «Тоpо1», «loci communes*, «Gemeinplatze», « common places*, «общие места> — скорее устойчивые литературные темы, чем устойчивые литера­турные формулы. Исследование последних охотнее находит себе место в работах современных литературоведов-медиевистов (ср., напр.: Д. С. Ли­хачев. Литературният етикет в староруската книжнина.— «Език и литера­тура», кн. 4. София, 1960, стр. 255—268; он же. Литературный этикет древней Руси (К проблеме изучения).—ТОДРЛ, т. XVII. М.—Л., 1961, стр. 5—16; он же. Литературный этикет русского средневековья.'—В кн.: «Poetics, poetyka, поэтика». Warszawa, 1961, стр. 637—649; он же. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967, стр. 64—108; О. В. Творогов. Задачи изучения устойчивых литературных формул древней Руси.,— ТОДРЛ, т. XX. М.—Л.,-1964, стр. 29—40). Однако при этом создается опасность разрыва идейно-художественной ткани произведения, потому что так называемые этикет формул и этикет ситуации не возникают сами по себе в эпоху феодализма, а являются порождением тогса , возникших еще в эпоху античности и исторически развивавшихся в течение многих и многих столетий в связи с развитием литературы. Кроме того, «этикет фор­мул» и «этикет ситуаций» немыслимы без одного компонента — «этикета идей». Только тогда эта триада может вместе покрыть понятие «топики». Историческая топика должна стать «во главу угла» исследований жанро­во-стилистической структуры произведений и древнеславянских литератур (см.: E.-R. Curtius. Die lateinische Literatur und europaische Mittelalter. Bern, 1948, S. 87—113; L. Arbusow. Colores rhetorici. Eine Auswahl rhetorischer Figuren und Gemeinplatze als Hilfsmittel fur Ubungen an mittelalterischen Texten. Gottingen, 1948, S. 91—121; R. Cyievskyj. Zur Stilistik der altrus-sischen Literatur. Topik.— В кн.: «Festschrift fur Max Vasmer zum 70 Geburtstag am 28 Februar 1956. Zusammengestellt von M. Woltner und H. Bra-iier». Wiesbaden, 1956, S. 105—112).

 

[xvi] Напр.,  см.:   Иоасаф  Видинский.   Слово   похвальное  Филофее.— В кн., Е. Katuzniacki. Aus der panegyrischen Iiitteratur des Sudslaven. Wien, 1901r S. 97—115; Григорий Цамблак. Слово похвално иже у Флорентин и у Костентии собору галатом, италом и римляном, и всем галатом.— В кн.;. Н. К. Никольский. Материалы для истории древнерусской духовной письменности.— «Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. Академии наук», т. LXXXII, № 4. СПб., 1907, стр. 147—152; Смедеревец. Надгробное слово Юрию Бранковичу.— В кн.: Л. Стоянович. Тужбалица над Hyphem  Бранковипем.— «Споменик СКА», т. III. Београд, 1890, стр. 90—92J.то же в кн.: С. Новакови Н. Примеры книжевности и езика старога и српскб-словенска. Изд. 3. Београд, 1904, стр. 309— 313; «БесЪда вькратцЬ похвална» трем софийским мученикам.— В кн.: П. Сырку. Очерки из истории литературных сношений болгар и сербов в XIV—XVII веках. Житие, св. Николая Нового Софийского по единственной рукописи XVI в. СПбг. 1901, стр. 144—157.

 

[xvii] Климент Охридский. Събрани съчинения, т. I. Обработили Б. Ст. Ангелов,К. М. Куев, Хр. Кодов. София, 1970.

[xviii] Д. И. Абрамович. Житие св. Бориса и Глеба и службы им..— «Памятники древнерусской литературы», вып. II. Пг., 1916; С. А. Бугославский. Памятки XI—XVIII вв. про князiв Бориса та Глiба. Киiв, 1928.

[xix] И. П. Еремин. Литературное наследие Кирилла Туровского.— ТОДРЛ т. XI. М.— Л., 1955, сто. 342—367; т. XII, 1956, стр. 340—361; т. XIII, 1957. стр. 409—426; т. XV, 1958, стр. 331—348.

 

[xx] С. А. Бугославский. К литературной истории «Памяти и похвалы князю Владимиру».— «Известия Отделения русского языка н словесности Имп. Академии наук», т. XXIV. Л., 1925, стр. 105—159; Ср.: А. А. Зимин. Память, и похвала Иакова Мниха и Житие князя Владимира по древнейшему спи­ску.— «Краткие сообщения института славяноведения», вып. 37. М., 1963,, стр. 66—75.

 

[xxi] В. Яблонский. Пахомий Серб и его агиографические писания. Биографиче­ский и библиографически-литературный очерк. СПб., 1908.

[xxii]  «Инока Фомы Слово похвальное о благоверном великом князе Борисе-Александровиче». Сообщение Н. П. Лихачева.— «Памятники древней пись­менности и искусства», т. CLXVIII. СПб, 1908; «Похвала Василию II».— В кн.: А. Попов. Историко-литературный обзор древнерусских полемических, сочинений против латинян (XI—XV вв.) М.. 1875, стр. 360—395.