ВКЛАД В ИЗУЧЕНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

Недавно Издательство Болгарской академии наук выпустило в свет сборник докладов и сообщений состоявшегося в мае 1969 г. научного симпозиума, посвященного 1100-летию со дня смерти Константина- Кирилла Философа[1].

На этом симпозиуме в докладе чл.-корр. БАН Е. Георгиева были намечены основные аспекты научной проблематики, разработка которых представляется актуальной на современном этапе исследований деятельности Кирилла и Мефодия. Эти узловые моменты докладчик представил в следующем порядке:

1. Состояние источниковедения;

2. Происхождение Кирилла и Мефодия, формирование их мировоззрения, деятельность до Моравской миссии;

3. Кирилл — видный представитель современной византийской литературы;

4. Филологические занятия Кирилла во время Хазарской миссии;

5. Когда и где началась просветительская деятельность Кирилла и Мефодия среди славян?;

6. Проблемы Великоморавской миссии;

7. Состояние исследовательской работы в отношении староболгарских азбук;

8. Проблемы основного литературного фонда славян и самого раннего славянского литературного языка, созданного Кириллом и Мефодием;

9. Оригинальные литературные сочинения Кирилла на староболгарском языке;

10. Литературное дело Мефодия;

11. Характер кирилло- мефодиевского дела;

12. Кирилло-мефодиевское дело в славянских землях. Болгария — колыбель славянской письменности и средневековой славянской культуры.

Допытаемся и мы в настоящей рецензии коснуться этой же проблематики, используя материалы рецензируемого сборника, где статьи-доклады расположены в порядке их прочтения на симпозиуме, а не объединены по проблемам.

1. Краткий обзор состояния изученности источников по кирилло-мефодиевскому вопросу дается в работе Е. Георгиева. Главный из них — Пространное житие Константина-Кирилла, или Паннонская легенда, принадлежащее, скорее всего, перу Мефодия; второй источник — Краткое житие Кирилла, наиисанное Климентом, и j третий — Пространное житие Климента, написанное Феофилактом; из латинских памятников заслуживают упоминания письмо Анастасия Библиотекаря (870-е годы); Итальянская легенда, или Vita cum translatione s. Clementis, написанная в начале XII в. Львом Остийским на основе Пространного жития Константина-Кирилла. В обзоре, к сожалению, не было уделено внимания источниковедческой оценке ряда латинских известий, относящихся к Моравской миссии и к последним годам жизни Константина-Кирилла и характеризующих взаимоотношение поборников славянской культуры с их противниками из среды католического духовенства. Разные аспекты кирилло-ме- фодиевского источниковедения нашли отражение в статьях Т. Сыбева, А. Е. Тахиаоса, Б. С. Ангелова и др.

2. Вопросам происхождения, образования и мировоззрения солунских братьев посвящены работы В. Велчева, И. Е. Анастасиу, А. П. Каждана. Последний в своей статье «Социальные и политические взгляды Фотия» (стр. 91—96) рассмотрел некоторые аспекты деятельности по восстановлению Римской империи константинопольского патриарха Фотия, учителя Константина и вдохновителя Моравской миссии. И. Е. Анастасиу (стр. 79—90) шаг за шагом рассмотрел все обстоятельства воспитания и образования Константина Философа в связи с общим уровнем развития византийской образованности того времени. В. Велчев значительную часть своей содержательной статьи «Дело славянского просветителя Константина-Кирилла в истории культуры» (стр. 215—250) посвятил вопросам формирования мировоззрения солунското ученого и его философским взглядам. В. Велчеву удалось убедительно показать неоплатонические, пантеистические и рационалистические истоки гуманистических идей Константина-Кирилла.

3. Из упомянутых выше работ Анастасиу, Тахиаоса и Велчева вырастает облик Константина как видного представителя современной ему византийской литературы, владевшего в совершенстве словесным искусством в области разных жанров — гимнографии, апологетической я полемической проповеди, торжественного красноречия.

4. Хазарской миссии и филологическим занятиям Константина во время нее посвятили свои работы Т. Сыбев, А. Е. Тахиаос, Б. С. Ангелов. В своей статье «Пространное житие Константина-Кирилла — первостепенный исторический источник Хазарской миссии» (стр. 305— 315). Т. Сыбев обращается к текстологическому сопоставлению жития с Итальянской легендой и убедительно доказывает, что Лев Остийский непременно пользовался Паннонскими легендами. Т. Сыбев уделяет внимание так называемой проблеме «росъскых писмень», которые Кирилл нашел в Херсонесе. А. Е. Тахиаос в статье «Создание и деятельность литературного круга Константина-Кирилла до Моравской миссии» (стр. 285—293) высказывает догадку о том, что Константин принес в Херсонес Евангелие и Апостол, писанные «росъскыми писмены», и толковал их в присутствии человека, знающего русский язык (стр. 289— 290). Обзору сочинений Климентова цикла, написанных Константином специально для Хазарской миссии, посвящена интересная статья Б. С. Ангелова. Из письма Анастасия Библиотекаря известно, что солунский ученый сочинил прекрасный гимн в честь римского папы, не дошедший до наших дней. Следы этого текста, по мнению Б. С. Ангелова, отыскиваются в старых службах Климента. Много внимания в статье уделяется и так называемой «Херсонской легенде» или «Слову на пренесеше мощемъ преславнаго Климента». Если Б. С. Ангелову в будущем удастся полностью изучить историю текста «Слова», то это может стать одним из важнейших и реальных шагов в деле освоения кирилло-мефодиевского литературного наследия.

5. В своей работе «Создание и деятельность литературного круга Константина- Кирилла до Моравской миссии» (стр. 285—293) А. Е. Тахиаос ставит следующий важный вопрос: «Когда, как и где Кирилл начал свою работу над славянской азбукой и переводами с помощью сотрудников?» — и так отвечает на него: Мефодий перевел Евангелие и Апостол на славянский (болгарский) язык еще до Хазарской миссии, в конце 50-х годов IX в.; затем Мефодий в качестве научного консультанта по славянскому языку присоединился к своему брату, отправлявшемуся к хазарам, братья захватили с собою в Херсонес обе священные книги на славянском языке. Эта гипотеза нуждается в строгой проверке.

6. Французский ученый П. Люйер в своей статье «Отношение папства к миссионерской деятельности Кирилла и Мефодия» (стр. 251—254) рассматривает некоторые аспекты отношения римского престола к Моравской миссии Кирилла и Me- фодия. Опираясь на Пространное житие Константина-Кирилла, он доказывает, что папа не в пример немецкому духовенству доброжелательно относился к миссионерской деятельности солунских братьев в Моравии; именно папскому радушию первоучители обязаны приглашением в Рим, куда они направились через Венецию, захватив с собою мощи святого Климента.

7. Итальянский ученый Б. Мериджи в работе «Славянская письменность» (стр. 199—204) обсуждает давний дискуссионный вопрос о том, какой из двух славянских азбук — кириллице или глаголице — следует отдать пальму первенства. По-своему истолковывая свидетельства «Сказания о письменах» Черноризца Храбра, он поддерживает гипотезу о первоначальности глаголицы и участии Кирилла в ее создании. Английский ученый Р. Оти в статье «Старые и новые соображения относительно источников глаголического алфавита» (стр. 41—44) подкрепляет гипотезу об изобретении Кириллом основанной на христианской символике глаголицы. Судьбу некоторых глаголических знаков в древневенгерском руническом письме прослеживает венгерский ученый П. Кирай (стр. 205—213). Проблемам происхождения и значения названий староболгарских букв посвящены сообщения Б. Беляевой «Самые ранние абе- цедарии как источники по истории языка» (стр. 185—186), Н. Драговой «О первом староболгарском азбучном акростихе» (стр. 317—320), К. Ивановой-Константиновой «Два неизвестных азбучных акростиха с глаголическим порядком букв в Среднеболгарской праздничной минее» (стр. 341—365). Последняя работа особенно ценна текстологическим подходом к изучению древнеславянских акростихов, здесь воспроизводятся тексты Рождественского и Богоявленского акростихов по двум рукописным минеям XIII и XIV вв.

8. Языку кирилло-мефодиевских переводов посвящены работы болгарских, польских и русских исследователей. Органическая, тесная связь болгарского народного говора окрестностей Солуня и дррвнеболгарского литературного языка есть важнейший результат великой деятельности солунских братьев. В дальнейшем язык Кирилла и Мефодия стал единым литературным языком не только всех болгар, но и всего южного и восточного славянства. Это положение подчеркивается в начале статьи П. Русева, Г. Данчева и А. Давидова «Дело Кирилла и Мефодия и демократические движения средневековой Болгарии» (стр. 97 — 108).

JI. П. Жуковская поделилась своими наблюдениями над историей текста краткого Евангелия-апракоса по рукописям X—XI вв. (стр. 31—40). Благодаря применению четкой, продуманной системы текстологических тестов удалось получить ясное представление о судьбе текста кирилло-мефодиевского перевода краткого Евангелия-апракоса в XI—XIV вв. Большой интерес представляет находка И. Добрева в хорошо известном исследователям Зографском евангелии XII в. 32 страниц — палимпсестов, содержащих текст глаголического Тетроевангелия конца XI в. (стр. 157—164). JI. Мошипьский сравнил фрагменты из Псалтыри в Енипском апостоле с аналогичным текстом глаголической Синайской псалтыри и пришел к выводу, что тексты псалтырских фрагментов Апостола не зависят от текста полного перевода Псалтыри (стр. 143 —156). Значение гипотетически восстанавливаемого по рукописям болгарского Сборника комилий для изучения кирилло-мефодиевского языка подчеркнула Д. Иванова-Мирчева (стр. 109—120), праславянские и южнославянские элементы в языке кирилло-мефодиевских переводов отметил Ф. Славский (стр. 121 —126), роль относительных и вопросительных наречий в древнеболгарском языке осветила Е. Дограмаджиева (стр. 165 —184), а значение древнеболгарских аллограмм и их распределение— П. Илчев (стр. 321—339).

9. Оригинальным произведением солунското ученого, по сути дела, посвящена только одна работа — Б. С. Ангелова. Этого, конечно, мало. Необходима интенсификация поисков сочинений Константина-Кирилла, сочетающаяся с высокой научной требовательностью при их атрибуции.

10. Проблема литературной деятельности Мефодия, естественно, не нашла отражения в сборнике, так как сборник этот посвящен не Мефодию, а его младшему брату.

11. Раскрытию народного общественно- политического характера дела Кирилла и Мефодия посвятили свои работы В. Велчев (стр. 215—250) и В. Топенчаров («Исторический масштаб их дела», стр. 45—52). КонстанТин-Кирилл Философ как выразитель и идеолог культурного самоопределения славянства — таков главный тезис статьи В. Велчева.

12. Неисчерпаемая по своему содержанию и объему тема «Кирилло-мефодиевское дело в славянских землях» отразилась во многих работах болгарских, румынских, украинских коллег: Кирилл, патриарх Болгарии — «Как праздновалось 1000-летие смерти св. Мефодия» (стр. 55—68), Д. Ангелов — «Болгарская держава и славянская письменность и культура» (стр. 69—72), Е. Кирилюк — «Деятельность Кирилла и Мефодия и их значение для украинской культуры» (стр. 73—78), Г. Михаила — «Распространение письменных памятников, посвященных жизни и деятельности Константина-Кирилла и Мефодия в Румынии» (стр. 127—142), С. Ваклинов — «Древнеболгарская культура IX—X вв.» (стр. 187 —198), П. Динеков — «Особенности болгарской литературы IX—X вв.» (ртр. 271—284), К. М. Куев — «Значение новых списков Азбучной молитвы» (стр. 295—304), М. Михайлов — «О некоторых чертах древнеболгарской литературы» (стр. 367—370). В этих трудах раскрыто огромное значение кирилло-мефодиевских идей и традиций.