РАННЕЕ НЕМЕЦКОЕ ИЗВЕСТИЕ О ЗОЛОТОЙ БАБЕ
 

Ю. К. БЕГУНОВ

РАННЕЕ НЕМЕЦКОЕ ИЗВЕСТИЕ О ЗОЛОТОЙ БАБЕ

Рассказ о Золотой бабе, золотой женщине или старухе, покрови­тельнице языческих народов «за землей Вяткой» или .где-то за Север­ным Уралом, приобрел большую популярность в европейской литературе XVI—XVII вв. М. П. Алексеев в книге «Сибирь в известиях западно­европейских путешественников и писателей» сообщает:                                                                                                         «Первым

иностранцем, давшим ее описание, был М. Меховский; впрочем, весьма вероятно, что первый глухой намек на этого идола сделал уже (около 1480 г.— Ю. Б.) Ю. П. Лэт. Меховский около 1517 г. получил известие от пленных московитян, находившихся в Кракове: «За землею, называ­емой Вяткою, при проникновению в Скифию,—пишет он,— находится большой идол Zlotababa, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходя­щий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проводит мимо». Следующим иностранцем, подробно описавшим идол, был Герберштейн...»[1]

Недавно наше внимание привлекло еще одно известие о Золотой бабе, записанное в Германии столетием раньше, в 1418 г. Это рассказ «Хроники Констанцского собора» Ульриха Рихенталя.

Хроника Рихенталя                                       Перевод

«Es ligen hinder       Rüssen zwo                    «За Русью лежат два города, один

stett, haisst aine Die Gross Nono-       зовется Великий Нонограт (т. е.

gart, das ist ain statt für sich              Новгород.Ю. Б.), это город сам

selb und weit ain                                   hertzogen als            по себе и выбирает герцога как ве-

die Venediger und ist vil silbers,                    нецианцы, и много в .нем серебра,

edelgestain und zobel darinn. Die       драгоценного камня и соболя. Дру-

ander haisst A. Auream Vettu-           гой зовется у Золотой старухи. Они

lam. Dieselben bettend ain guldin      поклоняются Золотой старой бабе,

alt wib an. Dasselb rich viel an           Это царство перешло в руки одной

ain alt wittwen. Die erliess das           старой вдовы. Она дала этой земле

land aller aigenschaft. Und ne-          всяческие достоинства. И выбирают

ment under inn ain herren und ist       среди себя господина и их заня-

ir begangnuss zobel, gefill und           тия соболь, птица и мясо»[2],

flaisch».



Ульрих Рихенталь, по одним сведениям, констанцский бюргер и купец, по другим — каноник, написал свою Хронику XVI Вселенского собора в Констанце между 1420—1430 гг. по рассказам, документам, личным запискам и воспоминаниям о событиях, свидетелем которых он сам был. В Констанце зимой 1418 г. он повстречался с киевским митро­политом Григорием Цамблаком (1415—1420 гг.), который возглавлял большую делегацию от Западной Руси и Молдавии. В числе делегатов были представители молдавских и русских городов, в том числе Смо­ленска, Киева, Великого Новгорода, и даже два князя — Павел из Чер­вонной Руси и Федор Георгиевич Смоленский. Русское посольство было торжественно встречено в Констанце 19 февраля 1418 г., а 25 февраля его принял сам папа Мартин V, перед которым Григорий Цамблак произнес свою знаменитую приветственную речь о соединении католической и православной церквей. Ульрих Рихенталь, несомненно, беседовал с членами русской делегации, которые ежедневно ходили на собор в дом Ханзена Руэ, где находился король и проходили заседания Вселенского собора. Он же присутствовал и во время православных богослужений, которые киевский митрополит устраивал в доме Хольца. Очевидно, от русских Рихенталь услышал рассказ о двух великих го­родах «За Русью», т. е. за Великим княжеством Литовским, в состав которого входили тогда западнорусские и южнорусские земли. Место­положение Новгорода для нас ясно, но непонятно, где же находился второй город «У Золотой старухи» и какой народ в нем обитал. Ясно только, этот город был расположен в стороне от Новгорода и в нем жили люди, занимавшиеся охотой и жившие общинно-родовым строем.

С. Герберштейн в своих «Записках о московитских делах» расска­зывает о «Золотой бабе или старухе» на устье реки Оби, как бы пере­мещая тем самым идола из-за Вятской земли и Предуралья (Матвей Меховский) за Урал, т. е. дальше на восток[3]. В этой связи заслужи­вает упоминания сообщение составителя московского летописного сво­да начала XVI в., отразившееся в младшей редакции Софийской 1-й летописи по списку Царского. Вспоминая о просветителе Стефане Пермском, учителе коми-народа, летописец под 1398 г. замечает: «Се бо блаженый епископъ Степанъ, божий человъкъ, живяще посредъ невъерныхъ человъкъ, ни бога знающихъ, ни закона въдящихъ, молящеся идоломъ огню и водъ и каменю, и Золотой бабъ, и кудесни- комъ, и вълъхвомъ, и древью. А се живущеимъ около Перьми имена мъстомъ и странамъ и землямъ инояычнымъ: Двиняне, Устюжане, Велыжане, Вычегжане, Пенежане, Южане, Сирнане, Галичане, Ветчане, Лопь, Коръла, Югра, Печера, Волуличи, Самоедь, Пертасы, Пермь великая, Гамаль чюсовая...»[4].

Любопытно, что границы территории, на которой проходила просве­тительная деятельность Стефана, летописец очерчивает, называя погра­ничные реки — Вымь, Вычегда, Вятка, Кама. Следовательно, где-то здесь, в Вятской земле, первоначально находился идол Золотая баба. Откуда у московского летописца такие сведения? В Житии Стефана Пермского, написанном Епифанием Премудрым после 1397 г., известий о Золотой бабе не содержится. Вероятнее всего московский книжник воспользовался устным преданием, хорошо известным москвичам, в конце XV в. покорившим Вятскую и Пермскую земли.

Другой вопрос — еще более сложный, чем предыдущий,— какой народ или какие народы поклонялись этому идолу? Хорошо известны давние предания норманских саг об Йомале, золотом женскоц божест­ве, которому поклонялись биармы, древние жители Подвинья, Вятской и Пермской земель[5]. В научной литературе распространена также ги­потеза Н. С. Трубецкого, отождествлявшего Золотую бабу с вогуль­ской богиней Куальтысьсан — торум[6]. Н. С. Трубецкой, как известно, резко возражал против сопоставления Золотой бабы с Йомалой, счи­тая их двумя совершенно различными божествами[7]. Так это или не так, могут показать только новые находки и разыскания. А пока, остав­ляя вопрос о происхождении и местонахождении этого биармо-вогульского (?) идола открытым, позволим себе вернуться к немецкому изве­стию о Золотой богине 1418 г., отдавая ему должное как раннему и интересному свидетельству иностранца, записанному со слов русских людей. Следует подчеркнуть, что Рихенталь говорит о большом городе «У Золотой бабы», а тог, очевидно, не мог бы остаться полностью не­замеченным современниками. В таком случае, не следует ли попытать­ся поискать его среди городов, существовавших на территории Вятской и Пермской земель в начале XV в.?

Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), Ленинград


 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 



[1] М. П. Алексеев. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарий. Т. 1. XIII—XVI вв. Иркутск, 1932 с. 114—115. Матвей Меховский уточняет, что этот образ девы можно видеть по до роге в Скифию, т. е. на северо-восток от Московии, в пределах Вятской земли, но н< доезжая Скифии, где живут пермь, башкиры, черемиса, югра и корела (см.: Матвеі Меховский. Трактат о двух Сарматиях. Введение, перевод и комментари С. А. Аннинского. М.-Л., 1936, с. 116; ср. с. 120 и 259).

[2] Ulrich von Richental. Chronik des Constanzer Conzils 1414 bis 141; Hrsgb. von Michael Richard Buck. Tübingen, 4882, S. 209. В цитируемом научном из дании текст Хроники дается М. Р. Буком по старшей из сохранившихся рукописей — Олендорфскому кодексу 1438—1450t гг.; в первом печатном аугсбургском издании Хро­ники 1483 г. и в последующих франкфуртских переизданиях это известие читается в другой редакции, где сведения о городе «У Золотой старухи» отсутствуют: “Auch der hinder Reüssentand ligt ein'stat heiisst Die Cross Nouagrott und ist ein stat für sich. Unnd wöllent einen hauptman wen sy under inen wöllent. Und sol die reich est stat seia von Silber und von gefüll. Und habent ein port des mers. Und betten ir botschaf vor! ires glaubes wegen” (U. Richenthal. Chronik des Concilium zu Constanz. Augs­burg, 1483, Bl. CCXIb.).

 

 

[3] M. П. Алексеев, ссылаясь на Д. Моргана, справедливо пишет: «Чем позже встречается рассказ о Золотой бабе, тем дальше на восток отодвигается ее местопре­бывание; прежде всего ее помещают на территории Вятки или Перми...» М. П. Алек­сеев. Указ. соч., с. 116).

[4]  П С Р Л, т. V. Софийская первая летопись. СПб., 1851, с. 250. О списке Царского см.: Л. Н. Пушка рев. К вопросу об издании списка Царского Софийской 1-й ле­тописи.— В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1959, т. VIII, с. 432—444; А. Н. На­сонов. История русского летописания XI — начала XVIII века.— В кн.: Очерки и исследования. М., 1969, с. 274.

 

[5] 5 См.: К- Тиандер. Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906, с. 295— 296, 409—410, 415—426, 439.

 

[6] Н. С. Трубецкой. К вопросу о Золотой бабе.— «Энтографическое обозре­ние», 1906, кн. 1—2, с. 56—65.

[7] Там же, с. 55.