Ю. К. БЕГУНОВ

РАННЕЕ НЕМЕЦКОЕ ИЗВЕСТИЕ О ЗОЛОТОЙ БАБЕ

Рассказ о Золотой бабе, золотой женщине или старухе, покрови­тельнице языческих народов «за землей Вяткой» или .где-то за Север­ным Уралом, приобрел большую популярность в европейской литературе XVI—XVII вв. М. П. Алексеев в книге «Сибирь в известиях западно­европейских путешественников и писателей» сообщает:                                                                                                         «Первым

иностранцем, давшим ее описание, был М. Меховский; впрочем, весьма вероятно, что первый глухой намек на этого идола сделал уже (около 1480 г.— Ю. Б.) Ю. П. Лэт. Меховский около 1517 г. получил известие от пленных московитян, находившихся в Кракове: «За землею, называ­емой Вяткою, при проникновению в Скифию,—пишет он,— находится большой идол Zlotababa, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходя­щий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проводит мимо». Следующим иностранцем, подробно описавшим идол, был Герберштейн...»[1]

Недавно наше внимание привлекло еще одно известие о Золотой бабе, записанное в Германии столетием раньше, в 1418 г. Это рассказ «Хроники Констанцского собора» Ульриха Рихенталя.

Хроника Рихенталя                                       Перевод

«Es ligen hinder       Rüssen zwo                    «За Русью лежат два города, один

stett, haisst aine Die Gross Nono-       зовется Великий Нонограт (т. е.

gart, das ist ain statt für sich              Новгород.— Ю. Б.), это город сам

selb und weit ain                                   hertzogen als            по себе и выбирает герцога как ве-

die Venediger und ist vil silbers,                    нецианцы, и много в .нем серебра,

edelgestain und zobel darinn. Die       драгоценного камня и соболя. Дру-

ander haisst A. Auream Vettu-           гой зовется у Золотой старухи. Они

lam. Dieselben bettend ain guldin      поклоняются Золотой старой бабе,

alt wib an. Dasselb rich viel an           Это царство перешло в руки одной

ain alt wittwen. Die erliess das           старой вдовы. Она дала этой земле

land aller aigenschaft. Und ne-          всяческие достоинства. И выбирают

ment under inn ain herren und ist       среди себя господина и их заня-

ir begangnuss zobel, gefill und           тия — соболь, птица и мясо»[2],

flaisch».

Ульрих Рихенталь, по одним сведениям, констанцский бюргер и купец, по другим — каноник, написал свою Хронику XVI Вселенского собора в Констанце между 1420—1430 гг. по рассказам, документам, личным запискам и воспоминаниям о событиях, свидетелем которых он сам был. В Констанце зимой 1418 г. он повстречался с киевским митро­политом Григорием Цамблаком (1415—1420 гг.), который возглавлял большую делегацию от Западной Руси и Молдавии. В числе делегатов были представители молдавских и русских городов, в том числе Смо­ленска, Киева, Великого Новгорода, и даже два князя — Павел из Чер­вонной Руси и Федор Георгиевич Смоленский. Русское посольство было торжественно встречено в Констанце 19 февраля 1418 г., а 25 февраля его принял сам папа Мартин V, перед которым Григорий Цамблак произнес свою знаменитую приветственную речь о соединении католической и православной церквей. Ульрих Рихенталь, несомненно, беседовал с членами русской делегации, которые ежедневно ходили на собор в дом Ханзена Руэ, где находился король и проходили заседания Вселенского собора. Он же присутствовал и во время православных богослужений, которые киевский митрополит устраивал в доме Хольца. Очевидно, от русских Рихенталь услышал рассказ о двух великих го­родах «За Русью», т. е. за Великим княжеством Литовским, в состав которого входили тогда западнорусские и южнорусские земли. Место­положение Новгорода для нас ясно, но непонятно, где же находился второй город «У Золотой старухи» и какой народ в нем обитал. Ясно только, этот город был расположен в стороне от Новгорода и в нем жили люди, занимавшиеся охотой и жившие общинно-родовым строем.

С. Герберштейн в своих «Записках о московитских делах» расска­зывает о «Золотой бабе или старухе» на устье реки Оби, как бы пере­мещая тем самым идола из-за Вятской земли и Предуралья (Матвей Меховский) за Урал, т. е. дальше на восток[3]. В этой связи заслужи­вает упоминания сообщение составителя московского летописного сво­да начала XVI в., отразившееся в младшей редакции Софийской 1-й летописи по списку Царского. Вспоминая о просветителе Стефане Пермском, учителе коми-народа, летописец под 1398 г. замечает: «Се бо блаженый епископъ Степанъ, божий человъкъ, живяще посредъ невъерныхъ человъкъ, ни бога знающихъ, ни закона въдящихъ, молящеся идоломъ огню и водъ и каменю, и Золотой бабъ, и кудесни- комъ, и вълъхвомъ, и древью. А се живущеимъ около Перьми имена мъстомъ и странамъ и землямъ инояычнымъ: Двиняне, Устюжане, Велыжане, Вычегжане, Пенежане, Южане, Сирнане, Галичане, Ветчане, Лопь, Коръла, Югра, Печера, Волуличи, Самоедь, Пертасы, Пермь великая, Гамаль чюсовая...»[4].

Любопытно, что границы территории, на которой проходила просве­тительная деятельность Стефана, летописец очерчивает, называя погра­ничные реки — Вымь, Вычегда, Вятка, Кама. Следовательно, где-то здесь, в Вятской земле, первоначально находился идол Золотая баба. Откуда у московского летописца такие сведения? В Житии Стефана Пермского, написанном Епифанием Премудрым после 1397 г., известий о Золотой бабе не содержится. Вероятнее всего московский книжник воспользовался устным преданием, хорошо известным москвичам, в конце XV в. покорившим Вятскую и Пермскую земли.

Другой вопрос — еще более сложный, чем предыдущий,— какой народ или какие народы поклонялись этому идолу? Хорошо известны давние предания норманских саг об Йомале, золотом женскоц божест­ве, которому поклонялись биармы, древние жители Подвинья, Вятской и Пермской земель[5]. В научной литературе распространена также ги­потеза Н. С. Трубецкого, отождествлявшего Золотую бабу с вогуль­ской богиней Куальтысьсан — торум[6]. Н. С. Трубецкой, как известно, резко возражал против сопоставления Золотой бабы с Йомалой, счи­тая их двумя совершенно различными божествами[7]. Так это или не так, могут показать только новые находки и разыскания. А пока, остав­ляя вопрос о происхождении и местонахождении этого биармо-вогульского (?) идола открытым, позволим себе вернуться к немецкому изве­стию о Золотой богине 1418 г., отдавая ему должное как раннему и интересному свидетельству иностранца, записанному со слов русских людей. Следует подчеркнуть, что Рихенталь говорит о большом городе «У Золотой бабы», а тог, очевидно, не мог бы остаться полностью не­замеченным современниками. В таком случае, не следует ли попытать­ся поискать его среди городов, существовавших на территории Вятской и Пермской земель в начале XV в.?

Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), Ленинград