(Предисловие к неопубликованной книге о Бердяеве,

здесь первая публикация 14.04.2014 г. Бегунов Ю. К. ©)

H.A.Бердяев и Русская идея в контексте современности

                Николай Александрович Бердяев (род. 6(18) марта 1874, Липки_, близ Киева - ум. 23,1. 1948, Париж) - ныне по праву считается одним из трех выдающихся русских философов (Герцен, Бердяев, Ленин) 19-20 веков¹, хотя эти века и бы ж весьма богаты на "богатырей духа" - мыслителей и писателей² .

Николай Александрович происходил из высшего военного^; дво­рянства, верно служившего царю и отечеству в течение двух сто­летий; его мать, - происходившая из князей Кудашевых, - имела корни во французском дворянстве: от Фамилии Шуазель; ее пред­ки в 18 в. покинули Францию, чтобы служить Екатерине П. Важную роль в воспитании благородного юноши сыграла про­стая женщина, в прошлом крепостная, Анна Ивановна Катаменкова; она научила Николая любить и ценить все русское - качество сегодня, к великому несчастью России, редкое в современном юношестве. "Не быть Иванами, непомнящими родства", - этот нра­вственный девиз до конца дней сохранил в своем сердце Николай Александрович Бердяев. Живя на чужбине, он остро чувствовал и глубоко переживал трагедию своей Родины - России.

Высоконравственное воспитание и хорошее образование спо­собствовали созданию условий для открытости всех энергетических каналов его существа и для восприятия Высшего Разума и на­сыщения тела, той силой, что рождается для свершения великого. Начав свое образование по традиции семьи в Кадетском корпусе, Николай вскоре охладел к военной карьере и поступил в Киевский университет святого князя Владимира, крестителя Руси. В поис­ках смысла жизни” он активно изучает труды Канта, Шопенгауэра, Ницше, Ибсена, Белля, Баадера, Толстого и Достоевского. И в ту пору увлекается также учением Карла Маркса, примкнув к киевскому кружку "легальных марксистов" За этот проступок в Т898г- студент Бердяев был арестован и отправлен в Вологодскую губернию в ссылку на три года. Там он познакомился с Савинко­вым, Богдановым, Луначарским, Струве, Туган-Бараневским, С.Н. Булгаковым и др.

Так будущий критик коммунизма и будущий апологет "Русской идеи" постигал на собственном опыте судьбу и психологию русс­кого интеллигента.

Через год в Германии выходит в свет первая научная статья H.A.Бердяева об основателе неокантианства немецком Философе Ф. А. Ланге (1828-1875)³ . А еще через два года, появилась первая книга начинающего ученого с критикой субъективной социологии народника И. КБ Михайловского. ("Субъективизм и индивидуализм в общественной Философии. Критический этюд о Н.К.Михайловском». - СПб., 1901).

В 1901г. H.A.Бердяеву удалось уехать за. границу. Он жи­вет в Германии, приобщается к передовой европейской культуре, посещает Гейдельбергский университет (до 1904г.). В том же го­ду он возвращается в Россию и поселяется в столице Российской Империи Санкт-Петербурге, где издает вместе с С. Н. Булгаковым журнал "Новый путь". Вскоре под влиянием русских Философов В. C. Соловьева, Л. Н. Толстого, Ф.  М. Достоевского, Н. Ф. Федорова Бердяев от неокантианства переходит к богоискательству и выпу­скает из печати две основополагающие книги: "Опыты Философии" и "Новое религиозное сознание и общественность" (1907).

Наряду с Д.С.Мережковским и В.В.Розановым, молодой Фило­соф остро ощущал разрыв между истинным творчеством и пустопо­рожним политиканством (этот разрыв достиг апогея в нашей сов­ременности и грозит пропастью огромной стране, ее культуре и народам: известно ведь, что цивилизации погибают из-за твор­ческой опустошенности и полной никчемности людей, ею руководящих).

Вместе с названными выше философами Бердяев становится одним из основоположников русского религиозного "Ренессанса, важнейший чертами которого стали следующие: разочарование в революции и тяготение к "сменовеховству" (сборник статей либеральной интеллигенции под названием "Вехи" вышел в свет в 1909г.).

 

В то время Бердяев приходит к окончательному отрицанию  социализма и коммунизма как лжерелигии. Отказ марксизма от ин­тересов и чаяний свободной личности Бердяев считает источником "демонизма”, т.е. Зла, а коллективный принцип классовой борьбы он отрицал во имя защиты личности и Добра. Марксизм, подменивший в жизни, а также в науке и искусстве человека кла­ссом, по Бердяеву, не способен был решить проблему нормальной нравственной и творческой жизни человека на земле, не мог способствовать его активности и личной свободе. Потому что уче­ние - марксизм, - по Бердяеву, не имеет права владеть умами людей

В этой связи политическое и иное насилие представляются Бердяеву не только антигуманными, но и противоестественными, так как они останавливают естественное движение Человеческого Духа к Высшему Разуму.

С точки зрения Бердяева, смысл человеческой истории в соединении человеческого естества с Богом. (См. его книги это­го периода "Философия свободы",1911; А. С. Хомяков", 1912;  "Душа России", 1915; "Смысл творчества", 1916.)

Революционные события в Петрограде в І917 г., свидетелем которых философ был, как бы повернули направление мыслей Бер­дяева к вопросам конкретного характера, а именно: государст­ва, точнее, его "служебной" по отношению к обществу функции, и к уточнению роли национального в истории ("Судьба России", 1918).

Так постепенно рождалась у мыслителя концепция "Русской идеи", восходившая, с одной стороны, к славянофильскому уче­нию о специфической роли России в мировой истории, с яругой стороны, к общеевропейским учениям о судьбах нации при смене цивилизаций и государственных Форм правления.

Победу Октября Бердяев воспринял с равнодушием философа, разуверившегося в революциях и охваченного апокалиптическим настроением. В недрах его сознания происходила мыслительная работа в пользу концепции "Русской идеи" - Идеи Надежды, боль­шого по численности народа, потому что провидец все еще наде­ялся (и мы, грешные, тоже, надеемся) на непотревоженные потен­циальные силы Русского Мужика, с одной стороны, некрасовского Власа, с другой - Рахметова Чернышевского, с третьей - Алеши Карамазова Достоевского. Ведь русские люди такие непохожие друг на друга, такие разные и непредсказуемые в своем поведе­нии, что сердце щемит и заходится от острой боли: что-то с на­ми будет!        

Как бы по инерции, силою своего могучего духа Бердяев ос­новывает в 1918 году Вольную Академию духовной культуры, рабо­тает над книгой о Достоевском и, наконец, выпускает ее в свет ("Философия Достоевского", 1922).

Хотя он и был избран профессором Московского университе­та, благотворного поля для деятельности свободного мыслителя в России того времени не было: отсутствовали и свобода, и гла­сность, что Бердяев хорошо понимал и остро чувствовал. А в се­нтябре 1922г. Бердяев вместе с группой русских писателей, уче­ных и общественных деятелей (всего около 75-ти человек) был выслан за пределы Советской России как "социально опасный эле­мент” (*Философский пароход” Петроград - Штеттин).

”С Россией произошла страшная катастрофа, - писал Бердя­ев, - Она шлепала в темную бездну... "русская революция анти­национальна по своему характеру, она превратила Россию в бе­здыханный труп. Но и в этом антинациональном ее характере от­разились национальные особенности русского народа и стиль на­шей несчастливой и губительной революции - русский стиль. Наши старые национальные болезни и грехи привели к революции и оп­ределили ее характер. Духи русской революции - русские духи, хотя и использованы врагом на нашу погибель."⁵

Оказавшись за границей, Бердяев прожил два года в Берлине - центре русской эмигрантской интеллигенции того времени, а потом переселился в Париж (1924). 26 лет он живет напряженной творчески жизнью ученого-общественника. Много пишет статей и книг по сложнейшим Философским вопросам, преподает и читает популярные лекции по всей Европе, активно участвуѳт в религи­озной жизни русской эмиграции и в экуменическом движении. Силой своего громадного ума и мощной энергией он властно воздей­ствует на интеллектуальную жизнь Западной Европы и Америки, формируя их духовный потенциал.

Сколь много потеряла Россия, лишившись своих лучших умов в I9I7-1922 годах, когда ее старая интеллигенция была почти полностью  истреблена, а уничтожение материальных и духовных ценностей страны еще только начиналось и в 30-ые годы было за­вершено, свидетельствует русский философ Владимир Ильин (Т89І -1974).⁶

Книги Бердяева переводятся на многие языки, быстро рас­ходятся, о них много говорят, с ними спорят. Так Бердяев стал кумиром Запада, его Бунтующим пророком’’.⁷

Его общественно-педагогическая деятельность была бурной.

В то время Бердяев был деканом отделения истории Русского на­учного института в Берлине, был создателем Русской религиозно-философской академии в Париже, руководителем издательства "УНСА-Press” том же Париже, основанного Джоном Моттом, по­зднее получившим за это Нобелевскую премию (1946). Одновремен­но Бердяев редактировал религиозно-философский журнал "Путь” (1926-1939).

Можно поражаться невероятной энергии и продуктивности прозорливца.

В І920-40-ые годы выходили в свет на разных языках следу­ющие его книги: "Миросозерцание Достоевского”, "Философия не­равенства" (написана - 1918), "Смысл истопил" (все - 1923), "Новое средневековье" (1924), "Философия свободы", "Смысл творчества" и "Философия свободы духа" (1927-1928), "О назна­чении человека" (1931), "Я - мир объектов" (1934), "Истоки и смысл русского коммунизма" (1937), "О рабстве и свободе чело­века" (1939), "Русская идея" (1946), "Духи русской рѳволнпии" (написана в 1921г.) и "Опыт эсхатологической метафизики" (обе - 1947); посмертно были изданы еще следующие труда: "Самопоз­нание и опыт философской автобиографии" (1949), "Царство ду­ха и царство Цезаря" (1951), "Экзистенционная диалектика боже­ственного и человеческого" (1952) и др.

Бердяев решительно объявляет себя сторонником философии экзистенциализма⁹ и персонализма¹⁰, полностью сомкнувшись в своем творчестве с передовой философской мыслью Запада, но не сливаясь с ней. Как философ, Бердяев не слишком космополитизируется, оставляя за собой приверженность национальной идее - "Русской идее”, но в несколько деформированном виде. Получив широкую известность как философ экзистенциального направления, наряду с Марселем, Ясперсом, Шестовым, Бубером, Бердяев "сох­ранил свое лицо", став адептом религиозного направления в нем.

Для него по-прежнему не приемлем был как марксизм с его доми­нантой классового сознания, так и апологетика капитализма с его бесчеловечным строем, что ясно проявилось в "Русской идее". Единственная возможная реальность для Бердяева - это свобода личности как наивысшей ценности человеческого бытия и источ­ник любого творчества.

В годы Второй мировой войны Бердяев работает над книгой "Русская идея", в которой он решил рассмотреть всю историю русского общественного сознания Х1Т-ХХ веков в тесной связи с проблемами национального характера и русской души. В этой итоговой для философа работе ярко отразилась его позиция рус­ского патриота - гражданина. Хотя, как мы видим далее, эта по­зиция была не вполне последовательной и отклонения от нее при­вели Бердяева к ошибочному главному выводу.

Во время немецкой оккупации Франции дом Бердяева стал приютом для патриотов, сражавшихся с гитлеровцами. У кабинет­ного ученого, казалось бы отрешенного от жизни, завязались контакты с эмигрантской организацией "Русский патриот", кото­рая вела ожесточенную войну с фашистами. Бердяев тогда спасал людей. "Естественно присущий мне патриотизм-, - писал Бердяев, - достиг предельного напряжения. Я чувствовал себя слитым с успехами Красной Армии. ... Я никогда не поклонялся силе, но силу, которая была проявлена Красной Армией в защите Рос­сии, я считал провиденциальной. Я верил в великую миссию Росии"¹¹.

К сожалению, чаяниям Бердяева не суждено было сбыться. После победы в Великой отечественной войне не наступили жела­емые демократические перемены в Советском Союзе. Напротив, известное выступление А. А. Жданова, против М. А. Зощенко и A. A.

Ахматовой повергло всех в шок, окончательно покончило с иллюзиями надеющихся. Горько сетовал Бердяев на абсолютное замалчивание его трудов на Родине. Другое дело Запад. В 1947 году Кембриджский университет присвоил ему звание почетного доктора теологии.

Это означало международное признание: из русских в прошлом по­четными докторами Кэмбриджского университета избирались толь­ко И. С. Тургенев и П.И.  Чайковский. И это все случилось несмот­ря на выход в свет его книги "Русская идея”. Дело в том, что последняя появилась в 1946 году, т.е. в самом начале "холодн­ой войны" и, кроме критики марксизма и тоталитаризма, содер­жала критику милитаризма и агрессии вообще, словом, всего то­го, что Бердяев определял как "идею господства, преобладания и могущества". Всему этому русский философ противопоставлял идею общинности и братства, которую четко и недвусмысленно вы­разил в своей книге. Естественно, что бердяевские выпады в "Русской идее" против империализма сверхдержав (весьма акту­альные и в наши дни!) не всем понравились. Еще меньше пришлось по вкусу властителям из "мирового правительства" и акулам

сверх монополий объяснения Бердяева в "любви к историческому величию, которым так пленены народы Запада и уж совсем не ко двору было "бестактное" восхищение Философа "богатырским нача­лом русского народа", победившего во Второй Мировой войне Фа­шизм и очевидно стоящего преградой на пути всем Носителям Ми­рового Зла в настоящем и будущем.

Перестройка и гласность в СССР после 1985 года, устрани­ли несправедливость по отношению к "Бунтующему пророку" Ли­берализация и демократия стали знамением времени. Книги и статьи Бердяева широким потоком влились в море русской духов­ности. Они стали печататься на его родине массовыми тиражами, цитироваться народными депутатами и учеными в газетах и журналах, при выступлении на радио и по телевидению¹². Сегодня

Бердяев в России необычайно популярен. Его труды ныне читают­ся всеми гражданами, и не только сторонниками, но и противниками О них спорят. Спорят и о "русской идее”.

Главный труд Бердяева "Русская идея" в I989-I990-ые годы дважды издавался в Москве издательством "Наука”¹³ , а также появлялся на страницах академического журнала "Русская литера­тура” в Ленинграде (1990 №2-4), во всех случаях с комментариями.

Нам кажется, что переиздание книги с новыми комментария­ми и интерпретацией будет не лишним, так как от обмена мнени­ями люди только выиграют и в спорах, как известно, рождается истина. Надо бы было, например, прояснить, почему многие зару­бежные и отечественные авторы так ополчились на Бердяева за эту книгу. Вернее, против Бердяева они говорить не смели, - слишком велик авторитет! - а искажать смысл и содержания по­нятия "Русская идея", обставляя его политическими инсинуация­ми - это пожалуйста.

А причины были все те же: русофобия! Тот же Фрэнк Коплстон, американский автор капитальной монографии о Философии в России (1986. см. прим. I к настоящей статье), находит, что автор "Русской идеи" имеет много общего не только со славяно­фильскими мессианистскими увлечениями, но с  "неосталиниз­мом"¹⁴: В чем в чем, а в "неосталинизме" Бердяева обвинить трудно, точнее, невозможно: он во всем был  ярый и открытый противник Сталина, его тирании, деспотии, насилий, что дока­зывается всеми его трудами, начиная с "Философии свобода" (1927) и до "О рабстве и свободе человека" (1939). "Одна из причин подобного подхода, - пишут авторы вступительной статьи к изданию "Русской идеи" М.А.Маслин и А.Л.Андреев, - коренит­ся, по-видимому, в нежелании признать, проследить, специально проанализировать именно национальные корни гуманизма Бердяева, выразившиеся в его приверженности общечеловеческим ценностям русской философской культуры, как религиозной, так и светской"¹⁵. Другая причина подобного же отношения к "Русской идее" на Западе, по мнению тех же философов, "заключается в беском­промиссной, принципиальной критике русским мыслителем различ­ных ... форм русофобии,"имеющих и сейчас широкое хождение Европе, Северной Америке и других регионах мира."

Не в этом ли великая жизненность "Русской идеи" Бердяе­ва, чье философское значение сохранится для землян и в ХХІ-м и в ХХП веках?

Сам термин "Русская идея" не новый. Он не принадлежит Бердяеву. У его  великого предшественника А.С..Пушкина уже существовало понятие "всемирность" как душеформирующая миссия русской литературы, но оно еще не было равновелико понятию

"Русской идеи". Первенство принадлежит Ф. М. Достоевскому. У Досто­евского "русская идея" "это идея общего дела, возможности и необходимости братского, т.е. не из выгода одной, но из любви, взаимопонимания и взаимослужеиия народов. Сущность русской

идеи - братство".¹⁷

Впервые в четком и развернутом виде мы находим это же понятие у В.С.Соловьева. Это полисемантическое понятие, не сводимое ни к религиозно - мессианистской, ни к мистической, ни к эсхатологической идеям. Оно многограннее, объемнее, шире, глубже, его пространственная сфера, почти беспредельна, так как охватывает весь банк психо -информационных данных нации. Это и "русское сознание", и "русская философия", и "русская исто­рия", и "русское общество", и "русская нация", и "русский со­циализм" - одним словом, все, что восходит к "соборности" в широком понимании этого понятия. Его временная сфера – вся русская история.

У Бердяева не - "Русская идея" - это всеобщая "идея коммюнотарности (обширности – Ю. К.) и братства людей"_f без которой нет ни нации, ни общества, ни цивилизации, ни государстве­нности, ни культуры с ее великой духовностью и нравственнос­тью”, НЕТ РОССИИ! Значит, по Бердяеву или без него, "Русская идея” это сам русский народ в его движении от истоков к  светлому будущему, через всю историю своих цивилизаций,

Такая постановка Бердяевым всей проблематики ""Русской идеи” очень важна сегодня, так как есть противники такого тол­кования, желающие сузить, ограничить объем понятия.

7 Бердяева, однако, "Русская идея" категория не обычной логики, а трансцендентальной, кантианской, и значит надэмпири­ческая ; понять ее, по Бердяеву, - значит постичь "русскую ду­шу”, уяснить внутреннюю закономерность русской жизни и русс­кой истории и ее связь с поступательным движением нации от своих истоков к русскому морю, затем к общечеловеческому оке­ану, от прошлого к будущему через настоящее по этно-культурной цепи. Перед нами новая (мистическая?) модель народного самосознания и самопознания России, о чем хорошо в 1924 готу писал русский философ князь С. Н.Трубецкой.²⁰ Только у Бердяева "Русская идея" проведена через религиозно-мистический слой сознания, через трансцендентность нашего сознания вообще, ми­нуя и эмпиризм, и опыт русской истории. Все это происходит потоку, что Бердяев как мыслитель вовсе не был ни ортодоксаль­ным православным христианином, как митрополит Филарет, ни кре­стьянским вероискателем "Царства Божьего" на земле или внут­ри нас, как Бондарев, Сютаев и Рев Толстой, ни провидцем соци­алистической утопии, как Герцен и Ленин. Бердяев твердо стоял на позициях западноевропейской гностики с особой взволнован­ностью душой экзистениионалиста и проблематичностью ума фило­софствующего персоналиста, черпавшего свое вдохновение одина­ково как у русских Славянофилов, так и у западноевропейских мистиков. Он глядит свысока на христианский монашеский аске­тизм и взирает критически на дух исторического православия и вообще на все консервативное христианство, установленное в сво­их помыслах к покаянию и спасению. Бердяев упорно ищет с силою достойной лучшего привлечения!) "внутреннюю церковь", '"цер­ковь Святого Духа", то есть мысленно проецирует на действительность тот духовный взгляд на жизнь, который в XVIII веке уже на­шел себе приют в масонских ложах. Философ искренне считал, что современная церковь несовершенна. Он ожидает пришествия эку­менической веры, которая призвана объединить различные течения

в христианстве воедино и явиться неким общечеловеческим ре­лигиозным опытом, освященным в Святом Духе. Ведь уже прибли­жается, по Бердяеву, Эра нового христианства, нового мистици­зма, где будет мало обрядности, но много Святого Духа без вероисповедальной и национальной окраски. Пророком новой веры Бердяев считал себя. Он предрекает пришествие эры Третьего Святого Духа (после Ветхозаветного и Новозаветного), в котором якобы сомкнутся все религии. Это будет, по Бердяеву, божест­венный Логос! Fide SOLO только верою!²¹

Таков крупный бердяевский поворот в сторону от всей рус­ской философии ХІХ-ХХ вв. ему предшествующей, главным образом от утопического социализма Герцена с его общиной и мужиком, перетягивание русской общины без мужика из мира реальности в умозрительный мир новой религии и космополитического братст­ва составляет существо книги Бердяева. "Русская идея". Этот поворот Бердяев оправдывает своим "разочарованием". "В XIX ве­ке,- писал философ, - во многом ограниченном и полном иллю­зий была выношена идея человечности. И против нее-то все и направлено. Для настроений XX века огромное значение имели лю­ди профетического склада в XIX веке - Достоевский и Кирхегардт, по-другому - Ницше. На Западе, в изгнании, которое я особенно остро почувствовал после Второй (мировой - Ю.Б.) войны 1940-го года, я перечитывал Герцена и вдумывался в его судьбу на За­паде. Я переживал большие катастрофы, чем Герцен. События его времени кажутся маленькими по сравнению с современными. Гер­цен был разочарован в Западе после революции 1848-го года; он оттолкнулся от мещанства Запада. Я тоже имею основания быть разочарованным и еще больше оснований в прошлом. Я ранен не менее Константина Леонтьева уродством демократического века и тоскую по красоте, которой было больше в столь несправедли­вом прошлом. Но разочарование носит более глубокий характер, и утешете должно быть более глубоким, чем у Герцена,.²² "Ра­зочарование, -       продолжает        Бердяев,     - связано с   судьбами не только Европы,         но и всего  человечества и всего    этого мира.

И утешение может быть связано не с верой в русского мужика, как у Герцена,  а с благой вестью о наступлении Царства Божь­его, с верой в существование иного мира, иного                                                                                             порядка бытия, который должен означать радикальное преображение этого мира. Россия и русский народ могут сыграть в этом большую роль в силу нашего эсхатологического характера. Но это дело свободы, а не необходимости²³.

"Русская идея" в интерпретации Бердяева почти пять деся­тилетий (с 1946 года) вызывает споры. Не всем понятно, что каждая нация в своем конечном движении к общечеловеческому имеет свою идею: например, Британская идея, Германская, Французская и т.д. Об этом хорошо писал С. Н. Булгаков, отмечая вседоступность "Русской идеи" другим "Идеям", "Всечеловеческий народ русский вмещает в широте души своей сочувственное понимание и любование всеми народами, каждым по-своему: он способен ува­жать британскую суровую серьезность вместе с трагическим чув­ством жизненных глубин, он способен любоваться грацией и изя­ществом Франции, ее языком и искусством, трогаться красотой и величием Италии с античным ее наследством, вместе и со все­ми ее вкладами в мировую сокровищницу культуры, да и вообще нет такого европейского народа или даже только народности, которая не нашли бы для себя место в этом мировом или, по край­ней мере, всеевропейском музее культуры, которым является наш "варварская" родина. Русские люди поочередно ко всем испытыва­ют влеченье, род недуга, поочередно как бы влюбляются то в од­ного, то в другого из великих народов Европы (или Америки - доб. Ю. Б.), подпадал - временно и односторонне - влиянию каждого из них."²⁴ Но влияние проходит, а русский народ со сво­ей смятенной и пытливой "русской душой" остается и остается при этом во всех отношениях русским при строительстве своей неповторимой культуры и государственности.

Не всем понятно, что в "Русской идее" нет никакой наци­ональной исключительности или превосходства.

Не всем ясно, что эта идея направлена не во вне, а во внутрь объекта познания, цель которого (т.е. народа) одна: жить, мыслить и творить трудом своим на земле во имя Добра!

Поэтому настоящая "Русская идея" по сути своей не имеет ничего общего ни со Злом, ни с Империей, ни с шовинизмом, ни с антисемитизмом, тем более что русские люди не против евре­ев, а против сионизма как расистской идеологии Зла, которая несет всем рабство и уничтожение. Однако некоторые философы из числа эмигрантов, живущих на Западе, например, Александр Янов, Борис Поромонов, Ричард Пайпс (он же - Пипеш из Польши) не

не желают всего этого понять.²⁵ Они объявляют беспощадную вой­ну "Русской идее", создавая стереотипы вражды ко всему русско­му. Весьма показательны для них в этом отношении суждения, бу­дто бы "Русская идея" - это национализм, шовинизм, антисеми­тизм (sic!) или даже фашизм. Лживость подобных утверждений очевидна: "Русская идея" никогда не была направлена против каких либо народов, тем более еврейского народа, она не предполагает отдавать какие-либо преимущества одному народу над другими; она с негодованием осуждает всякое насилие, тем более фашизм и тоталитаризм.

Одни только свобода, равенство и братство - девиз Великой Французской революции - являются нашим девизом от первобытно­общинных времен древних антов со старейшиной Божем во главе, от времен Большого Новгорода со старейшиной Гостомыслом, от времен "праматери городов русских" - седмихолмного Киева с Оле­гом Вещим и мудрой Ольгой во главе, от времен Владимира-на- Клязьме, основанного Владимиром Мономахом, от времен первопре­стольной Москвы, основанной Юрием Долгоруким, от времен Санкт-Петербурга, основанного Петром Великим ради России, а не ради Запада.

Доморощенные философы и за рубежом и у нас, абстрагируясь от идеи исконного общинного братства и любви отказываются по­нимать трагедию страны, пережившей жестокий тоталитаризм, не желают вникать в отчаянное положение народа, доведенного Систе­мою до нищеты и бескультурья. Подобные с позволения сказать "философы" весьма далеки от русского народа, хотя иногда и на­зывают себя "русскими", но по мыслям они таковыми не являются. Владея всем научным гуманитарным знанием, горе-философы скры­вают подлинные исторические Факты, путаются "в трех соснах" по национальному вопросу и запутывают других. Они учат ненави­деть не только Систему, но и Империю, а заодно и всю историю

Российской государственности, и всю российскую историю и куль­туру заодно.

Борис Поромонов, автор специальной передачи радиостанции "Свобода", долгое время придерживался именно таких взглядов: "Русская идея" - понятие вредное и зловещее. Однако в послед­нее время произошли перемены. Так в передаче из Мюнхена от 15 апреля 1991 года доморощенный философ препарирует старое понятие в духе новейшей русофобии: "Русская идея" - хорошее понятие, только без слова "русская", поскольку "нации" и "национальное" (для русских, а не для прибалтов, грузин и ар­мян) не нужны (sic!), а творческий дух человека после победы демократии освобождается от тоталитаризма и заодно и от все­го "русского"; в результате, почвенников-де никто не будет слушать, русский язык годится только лишь как средство межре­гионального общения: ведь Империи больше нет, а заодно и Рос­сии. Есть только географическое пространство, которое надо заполнить, которое надо измерять и которым надо завладеть, чтобы им распоряжаться.

Вот уж поистине симпатичная картинка для любителей чужих богатств!

Это они заявляют, силясь казаться народолюбцами, что "освобождаясь от чуждой и непонятной ей европеизированной культу­ры, страна становится все более похожей на Московское царст­во". Это они не без лукавства полагают, что "главная опасность, нависшая сейчас над нашей страной, - возрождающиеся попытки найти какой-то собственный, самобытный путь развития - это проявление исконного "русского мессианства". Этим "философы" хотели бы "вбить клин" между так называемыми "демократами" и "консерваторами", а заодно охаять единственно возможный - соб­ственный путь России к истинной свободе как якобы "опасный" и "реакционный. Такая попытка, но мнению горе-философов, "неизбежно повлечет за собой подъем русского национализма, воз­рождение сталинизма и волну антисемитизма" " неосталинизмом" и "антисемитизмом" они называют Возрождение России и старыми жупелами запугивают народ не для того ли, чтобы он не участ­вовал в возрождении страны? Так ли? Если так, то ясно, что все это попытки с негодными средствами. Народ не может дать себя запугать и обмануть. Такая попытка, продолжают "философы" "смертельно опасна не только для народов СССР, но и для всего человечества". Единственное спасение, по мнению этих же лжедрузей русского народа, "заключается в осознании гибельного характера этих тенденций, в искоренении их и построении обще­ства по точному образцу современных западных демократий.

Итак, все ясно: крайнее западничество и еще раз западни­чество в идеологии, построение антинационального псевдоправового государства с космополитической культурой на практике по заветам академика Сахарова при сокрушении всех инакомысля­щих и преданию анафеме сторонников "Русской идеи", а значит, национальной государственности и культуры.

Таков их план. Иначе, как сатанинским наваждением его не назовешь. Александр Сергеевич Пушкин отвечал русофобам III века в своем стихотворении "Клеветникам России" (1831):

... Вы грозны на словах - попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От Финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.                           

(F, 209-210)

Яновы и Пайпсы сегодня, очевидно, не пришлют к нам "сво­их озлобленных сынов” и гробы для них не понадобятся. Однако вывести на чистую воду лжеучителей необходимо во имя правды и нравственности.

Обидно только, что на бердяевском наследии сегодня спе­кулируют недобросовестные философы не только на Западе, но и в России. Ии противостоят сегодня подлинные демократы и "Ис­тинные Сыны Отечества", по Радищеву.

Русская государственность на Восточно-Европейской равни­не от древних антов до русичей с Киевом, Новгородом, Владими­ром и Москвой во главе, а потом и до новых европеизированных русских с Санкт-Петербургом на Неве - это ли не величайший итог совокупного доброго титанического труда восточнославян­ских общинников с их освободительными чаяниями ХIX-XX веков?

У Бердяева мы не найдем ответа, потому что "верой единой", по Бердяеву, ставилась и ставится Русь. А так ли это? Ведь Бе­рдяев не желает дать правдивый ответ на апостольское: "Вера, если не имеет дел, мертва есть" (Послание св. апостола Иакова. 2:17). Дела - это все человеческое бытие на земле, и не только, философские мудрования и медитации, а конкретный и тяжелый ТРУД, КОТОРЫМ НАРОД СОЗДАЕТ ВСЕ БЛАГА НАЦИОНАЛЬНОЙ ЦИВИЛИЗА­ЦИИ и государственности, (и духовные). Это он - народ - рож­дает, воспитывает и выдвигает на авансцену истории богатырей меча и духа и заступников - военачальников, князей и царей, государственных деятелей разных политических взглядов, деяте­лей культуры и мыслителей.

А где же у Бердяева русский народ, с его восстаниями и бунтами, расколами с его строительством и разрушениями, где

его дела славные и кровавые, где его искания и ереси, истинные и мнимые, где его свершения, благие и злые, где его богатыри и заступники, где властители и исполнители заветного, где меч­татели и пророки, где труженики - сам народ, который на сво­их плечах "вынесет все, что Господь ниспошлет"?

Наконец, где же у Бердяева запрятан двухтысячелетний опыт русской истории, начиная от древних антов до русских Будущего Свободного государства? Неужто в одной только религиозной идее дело? Если так, то Бердяев не прав.

А вся громадная русская культура, ныне получившая всемир­ную известность, начинавшаяся от древних антов и дожившая до нашего времени, теперь принадлежащая трем братским народам - белорусскому, русскому и украинскому? Где она у Бердяева? Раз­ве ни она есть закономерный итог того же общего тяжелейшего труда многих поколений восточнославянских людей, вдохновлен­ных "Русской идеей" изначала? О труде и древнерусском доб­ром делании, например, преподобного Сергия у Бердяева нет ни слова. Между тем, это "делание" очень важно, так как им ста­вятся цивилизации. Шесть цивилизаций пережила уже Русь-Россия, и каждая из них имела непреходящий характер и мировое значе­ние. Вступает она теперь в свою седьмую под знаком Водолея.

Да, здесь явно не одна вера, не одна религия поработали.

А славянское язычество? Ведь не верою одной, а добрым делани­ем, трудом громадным живы люди изначала. И этот труд не может быть проклят во веки.

Мы верим, что Господь Бог с Сыном своим и Божья Матерь - Пресвятая Богородица, исконная заступница Русской земли, не отвернутся от нас, не дадут народу погибнуть, если и мы пора­ботаем рада веры и спасения не одними покаянием и молитвами, а добрым ежедневным "деланием” на земле и в своих домах, в храмах и домах общественных, чтобы еще краше стала Россия,  богаче и славнее ее люди.

Когда в каждой семье, в каждом доме, в каждой деревне и селе, в каждом городе, где еще сохранились русские, поймут, что такое "Русская идея" и проникнутся ее высокой нравственно­стью, тогда возродятся народ и страна, взявшись за руки с другими народами пойдут они с гордо поднятыми головами по воздуш­ной дороге, сотканной из лучей, навстречу Солнцу.

Так и будет пока жив хоть один русский человек и неиска­женная жива его "Русская идея", питающая и подающая надежду на спасение!