ВКЛАД В ИЗУЧЕНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

 

Недавно Издательство Болгарской ака­демии наук выпустило в свет сборник до­кладов и сообщений состоявшегося в мае 1969 г. научного симпозиума, посвященно­го 1100-летию со дня смерти Константина- Кирилла Философа[1].

На этом симпозиуме в докладе чл.-корр. БАН Е. Георгиева были намечены основ­ные аспекты научной проблематики, раз­работка которых представляется актуаль­ной на современном этапе исследований деятельности Кирилла и Мефодия. Эти узловые моменты докладчик представил в следующем порядке:

1. Состояние источниковедения;

2. Происхождение Ки­рилла и Мефодия, формирование их миро­воззрения, деятельность до Моравской миссии;

3. Кирилл — видный представи­тель современной византийской литерату­ры;

4. Филологические занятия Кирилла во время Хазарской миссии;

5. Когда и где началась просветительская деятель­ность Кирилла и Мефодия среди славян?;

6.                 Проблемы Великоморавской миссии;

7.                 Состояние исследовательской работы в отношении староболгарских азбук;

8.                 Проблемы основного литературного фонда славян и самого раннего славянско­го литературного языка, созданного Ки­риллом и Мефодием;

9. Оригинальные литературные сочинения Кирилла на староболгарском языке;

10. Литератур­ное дело Мефодия;

11. Характер кирилло- мефодиевского дела;

12. Кирилло-мефодиевское дело в славянских землях. Болгария — колыбель славянской письмен­ности и средневековой славянской куль­туры.

Допытаемся и мы в настоящей рецензии коснуться этой же проблематики, исполь­зуя материалы рецензируемого сборника, где статьи-доклады расположены в по­рядке их прочтения на симпозиуме, а не объединены по проблемам.

1.            Краткий обзор состояния изученно­сти источников по кирилло-мефодиевскому вопросу дается в работе Е. Георгиева. Главный из них — Пространное житие Константина-Кирилла, или Паннонская легенда, принадлежащее, скорее всего, перу Мефодия; второй источник — Крат­кое житие Кирилла, наиисанное Климен­том, и j третий — Пространное житие Климента, написанное Феофилактом; из латинских памятников заслуживают упо­минания письмо Анастасия Библиотекаря (870-е годы); Итальянская легенда, или Vita cum translatione s. Clementis, напи­санная в начале XII в. Львом Остийским на основе Пространного жития Констан­тина-Кирилла. В обзоре, к сожалению, не было уделено внимания источниковед­ческой оценке ряда латинских известий, относящихся к Моравской миссии и к пос­ледним годам жизни Константина-Кирил­ла и характеризующих взаимоотношение поборников славянской культуры с их противниками из среды католического ду­ховенства. Разные аспекты кирилло-ме- фодиевского источниковедения нашли отражение в статьях Т. Сыбева, А. Е. Тахиаоса, Б. С. Ангелова и др.

2.            Вопросам происхождения, образо­вания и мировоззрения солунских братьев посвящены работы В. Велчева, И. Е. Анастасиу, А. П. Каждана. Последний в своей статье «Социальные и политиче­ские взгляды Фотия» (стр. 91—96) рас­смотрел некоторые аспекты деятельности по восстановлению Римской империи константинопольского патриарха Фотия, учителя Константина и вдохновителя Моравской миссии. И. Е. Анастасиу (стр. 79—90) шаг за шагом рассмотрел все обстоятельства воспитания и образова­ния Константина Философа в связи с об­щим уровнем развития византийской об­разованности того времени. В. Велчев значительную часть своей содержатель­ной статьи «Дело славянского просветите­ля Константина-Кирилла в истории куль­туры» (стр. 215—250) посвятил вопросам формирования мировоззрения солунското ученого и его философским взглядам. В. Велчеву удалось убедительно пока­зать неоплатонические, пантеистические и рационалистические истоки гуманисти­ческих идей Константина-Кирилла.

3.            Из упомянутых выше работ Анаста­сиу, Тахиаоса и Велчева вырастает облик Константина как видного представителя современной ему византийской литера­туры, владевшего в совершенстве сло­весным искусством в области разных жанров — гимнографии, апологетической я полемической проповеди, торжествен­ного красноречия.

4.            Хазарской миссии и филологическим занятиям Константина во время нее по­святили свои работы Т. Сыбев, А. Е. Тахиаос, Б. С. Ангелов. В своей статье «Пространное житие Константина-Ки­рилла — первостепенный исторический источник Хазарской миссии» (стр. 305— 315). Т. Сыбев обращается к текстологи­ческому сопоставлению жития с Италь­янской легендой и убедительно доказы­вает, что Лев Остийский непременно поль­зовался Паннонскими легендами. Т. Сы­бев уделяет внимание так называемой проблеме «росъскых писмень», которые Кирилл нашел в Херсонесе. А. Е. Тахиаос в статье «Создание и деятельность ли­тературного круга Константина-Кирилла до Моравской миссии» (стр. 285—293) высказывает догадку о том, что Констан­тин принес в Херсонес Евангелие и Апостол, писанные «росъскыми писмены», и толковал их в присутствии челове­ка, знающего русский язык (стр. 289— 290). Обзору сочинений Климентова цикла, написанных Константином спе­циально для Хазарской миссии, посвяще­на интересная статья Б. С. Ангелова. Из письма Анастасия Библиотекаря извест­но, что солунский ученый сочинил пре­красный гимн в честь римского папы, не дошедший до наших дней. Следы этого текста, по мнению Б. С. Ангелова, оты­скиваются в старых службах Климента. Много внимания в статье уделяется и так называемой «Херсонской легенде» или «Слову на пренесеше мощемъ преславнаго Климента». Если Б. С. Ангелову в бу­дущем удастся полностью изучить историю текста «Слова», то это может стать одним из важнейших и реальных шагов в деле освоения кирилло-мефодиевского литера­турного наследия.

5.            В своей работе «Создание и деятель­ность литературного круга Константина- Кирилла до Моравской миссии» (стр. 285—293) А. Е. Тахиаос ставит следую­щий важный вопрос: «Когда, как и где Кирилл начал свою работу над славян­ской азбукой и переводами с помощью сотрудников?» — и так отвечает на него: Мефодий перевел Евангелие и Апостол на славянский (болгарский) язык еще до Хазарской миссии, в конце 50-х годов IX в.; затем Мефодий в качестве научного консультанта по славянскому языку при­соединился к своему брату, отправляв­шемуся к хазарам, братья захватили с собою в Херсонес обе священные книги на славянском языке. Эта гипотеза нуж­дается в строгой проверке.

6.            Французский ученый П. Люйер в своей статье «Отношение папства к мисси­онерской деятельности Кирилла и Мефо­дия» (стр. 251—254) рассматривает неко­торые аспекты отношения римского пре­стола к Моравской миссии Кирилла и Me- фодия. Опираясь на Пространное житие Константина-Кирилла, он доказывает, что папа не в пример немецкому духовен­ству доброжелательно относился к мис­сионерской деятельности солунских братьев в Моравии; именно папскому ра­душию первоучители обязаны пригла­шением в Рим, куда они направились через Венецию, захватив с собою мощи святого Климента.

7.            Итальянский ученый Б. Мериджи в работе «Славянская письменность» (стр. 199—204) обсуждает давний дискус­сионный вопрос о том, какой из двух славянских азбук — кириллице или гла­голице — следует отдать пальму первен­ства. По-своему истолковывая свидетель­ства «Сказания о письменах» Черноризца Храбра, он поддерживает гипотезу о пер­воначальности глаголицы и участии Ки­рилла в ее создании. Английский ученый Р. Оти в статье «Старые и новые сообра­жения относительно источников глаголи­ческого алфавита» (стр. 41—44) подкреп­ляет гипотезу об изобретении Кириллом основанной на христианской символике глаголицы. Судьбу некоторых глаголиче­ских знаков в древневенгерском руниче­ском письме прослеживает венгерский ученый П. Кирай (стр. 205—213). Проб­лемам происхождения и значения назва­ний староболгарских букв посвящены со­общения Б. Беляевой «Самые ранние абе- цедарии как источники по истории язы­ка» (стр. 185—186), Н. Драговой «О пер­вом староболгарском азбучном акростихе» (стр. 317—320), К. Ивановой-Константи­новой «Два неизвестных азбучных акро­стиха с глаголическим порядком букв в Среднеболгарской праздничной минее» (стр. 341—365). Последняя работа особен­но ценна текстологическим подходом к изучению древнеславянских акростихов, здесь воспроизводятся тексты Рождествен­ского и Богоявленского акростихов по двум рукописным минеям XIII и XIV вв.

8.            Языку кирилло-мефодиевских пере­водов посвящены работы болгарских, польских и русских исследователей. Ор­ганическая, тесная связь болгарского на­родного говора окрестностей Солуня и дррвнеболгарского литературного языка есть важнейший результат великой дея­тельности солунских братьев. В дальней­шем язык Кирилла и Мефодия стал еди­ным литературным языком не только всех болгар, но и всего южного и восточ­ного славянства. Это положение подчер­кивается в начале статьи П. Русева, Г. Данчева и А. Давидова «Дело Кирил­ла и Мефодия и демократические движе­ния средневековой Болгарии» (стр. 97 — 108).

JI. П. Жуковская поделилась своими наблюдениями над историей текста крат­кого Евангелия-апракоса по рукописям X—XI вв. (стр. 31—40). Благодаря применению четкой, продуманной системы текстологических тестов удалось полу­чить ясное представление о судьбе текста кирилло-мефодиевского перевода крат­кого Евангелия-апракоса в XI—XIV вв. Большой интерес представляет находка И. Добрева в хорошо известном иссле­дователям Зографском евангелии XII в. 32 страниц — палимпсестов, содержащих текст глаголического Тетроевангелия конца XI в. (стр. 157—164). JI. Мошипьский сравнил фрагменты из Псалтыри в Енипском апостоле с аналогичным текстом глаголической Синайской псал­тыри и пришел к выводу, что тексты псалтырских фрагментов Апостола не зависят от текста полного перевода Псалтыри (стр. 143 —156). Значение гипо­тетически восстанавливаемого по рукопи­сям болгарского Сборника комилий для изучения кирилло-мефодиевского языка подчеркнула Д. Иванова-Мирчева (стр. 109—120), праславянские и южно­славянские элементы в языке кирилло-ме­фодиевских переводов отметил Ф. Славский (стр. 121 —126), роль относительных и вопросительных наречий в древнебол­гарском языке осветила Е. Дограмаджиева (стр. 165 —184), а значение древне­болгарских аллограмм и их распределе­ние— П. Илчев (стр. 321—339).

9.            Оригинальным произведением со­лунското ученого, по сути дела, посвяще­на только одна работа — Б. С. Ангелова. Этого, конечно, мало. Необходима ин­тенсификация поисков сочинений Констан­тина-Кирилла, сочетающаяся с высокой научной требовательностью при их атри­буции.

10.          Проблема литературной дея­тельности Мефодия, естественно, не нашла отражения в сборнике, так как сборник этот посвящен не Мефодию, а его млад­шему брату.

11.          Раскрытию народного общественно- политического характера дела Кирилла и Мефодия посвятили свои работы В. Вел­чев (стр. 215—250) и В. Топенчаров («Исторический масштаб их дела», стр. 45—52). КонстанТин-Кирилл Философ как выразитель и идеолог культурного самоопределения славянства — таков главный тезис статьи В. Велчева.

12.          Неисчерпаемая по своему содер­жанию и объему тема «Кирилло-мефодиевское дело в славянских землях» отра­зилась во многих работах болгарских, румынских, украинских коллег: Кирилл, патриарх Болгарии — «Как празднова­лось 1000-летие смерти св. Мефодия» (стр. 55—68), Д. Ангелов — «Болгар­ская держава и славянская письменность и культура» (стр. 69—72), Е. Кирилюк — «Деятельность Кирилла и Мефодия и их значение для украинской культуры» (стр. 73—78), Г. Михаила — «Распростра­нение письменных памятников, посвя­щенных жизни и деятельности Констан­тина-Кирилла и Мефодия в Румынии» (стр. 127—142), С. Ваклинов — «Древ­неболгарская культура IX—X вв.» (стр. 187 —198), П. Динеков — «Особен­ности болгарской литературы IX—X вв.» (ртр. 271—284), К. М. Куев — «Значение новых списков Азбучной молитвы» (стр. 295—304), М. Михайлов — «О не­которых чертах древнеболгарской лите­ратуры» (стр. 367—370). В этих трудах раскрыто огромное значение кирилло-мефодиевских идей и традиций.