| 
				 Начальное  образование Саша получил в Москве, в доме дяди Михаила Федоровича  Аргамакова, приходившегося родственником ректору только что  открывшегося Московского университета А. М. Аргамакову. Уроки  демократически настроенных профессоров университета, труды М. В.  Ломоносова «Российская грамматика» и «Риторика», русские книги и  журналы были первым учебным чтением, научившим юношу ценить науку и  любить русский парод.    В ноябре 1762 г. при содействии  Аргамаковых Александр был пожалован в пажи и смог поступить в придворное  учебное заведение — Пажеский корпус в Петербурге. Там он подружился с  Алексеем Кутузовым, выделявшимся среди пажей начитанностью и примерным  поведением. Оба юноши были влюблены в русскую литературу и зачитывались в  это время сочинениями известных русских писателей М. В. Ломоносова, А.  П. Сумарокова, В. И. Лукина, Ф. А. Змина, Д. И. Фонвизина. В доме  Василия Аргамакова, где бывал Александр, собирались писатели и поэты,  здесь они читали свои повести и стихи, горячо спорили, мечтая о том  времени, когда изящная словесность покинет наконец стены  аристократических салонов. В Пажеском корпусе юный Радищев выделялся  среди воспитанников «успехами в науках и поведением».    Осенью 1766 г. в числе двенадцати  лучших учеников он был послан в Германию для завершения образования.  Начиная с 1767 г., Александр слушал лекции в Лейпцигском университете по  истории словесности, по философии. Радищев занимался также химией,  медициной, продолжал изучение латинского, немецкого и французского  языков. В свободное время русские юноши собирались в комнате Ушаковых и  вели задушевные беседы. Их интересовали история, философия, искусство,  литература стран Европы и России, они часами спорили, обсуждая труды  французских просветителей Ф.-М. Вольтера, К.-А. Гельвеция, П. Гольбаха,  Г.-Б. де Мабли, Ш.-Л. де Монтескье, Г.-Т.-Ф. Рейналя, Ж.-Ж. Руссо и др.  Позднее, в «Житии Федора Васильевича Ушакова» Радищев указывал, что он  и его товарищи «мыслить научилися» по книге Гельвеция «Об уме».    Волновали их и статьи немецких  поэтов-романтиков, основателей нового литературного направления «Буря и  натиск»: Л. Вагнера, И. В. Гете, В. Клопштока, Я. М. Р. Ленца.  Студенты любили читать русский сатирический журнал Н. И. Новикова  «Трутень», а также книгу первого русского просветителя Я. П.  Козельского «Философические предложения» (1768). Сын сотника  Полтавского полка развивал в своем сочинении мысль, что причиною ярости  крестьян являются их «обидчики», т. е. помещики. Крестьяне, «великими  обидами утесняемы будучи от высших себя», — писал Я. П. Козельский, — не  выдерживают, «как только найдут удобный случай», так и «источают наружу  свою досаду», а поэтому «по справедливости почесть их можно почти за  невинных».    Товарищи Радищева по Лейпцигскому  университету пытались связать идеи европейского Просвещения с русским  общественным движением, а самые решительные из них — Александр Радищев и  Федор Ушаков — понимали необходимость решительной борьбы зa свободу  народа и готовили себя к ней. Молодой Радищев тогда впервые ясно осознал, что одними только научными познаниями но   измеряется ценность человеческой личности и смысл жизни человека.   Главное — это умение постоять за свои убеждения.                  
 Испытанием мужества обернулось для  него столкновение студентов с майором Бокумом, назначенным царским  правительством «присматривать» за бывшими воспитанниками Пажеского  корпуса. Жадный Бокум обкрадывал студентов, присваивая деньги,  отпускавшиеся правительством на их содержание, подвергая юношей  оскорблениям и унизительным наказаниям; Бокум даже изобрел клетку для  наказания студентов, в которой «ни стоять, ни сидеть на остроконечных  перекладинах прямо не можно». Молодые люди дали отпор грубым действиям  солдафона. Вот как Радищев рассказывает об этом в «Житии Федора  Васильевича Ушакова»: «Вы мне дали пощечину», — сказал Насакин.  «Неправда, извольте идти вон», — грубо ответил Бокум. «А если не так,  то вот она, и другая». Сие говоря, ударил Насакин Бокума и повторил  удар. Опасаясь дальнейшего следствия, Бокум вышел из горницы...» Радищев  же имел при себе «карманные пистолеты, заряженные дробью... В жару  исступления чего не могло бы случиться», но оружие не пригодилось.  Вызванные Бокумом солдаты арестовали бунтовщиков, над студентами  произвели суд. «К допросам возили нас скрытным образом, — рассказывает  Радищев, — и судопроизводство было похоже на то, какое бывало в  инквизициях в тайной Канцелярии... Конец сему полусмешному и  полуплачевному делу был тот, что Министр (русский посол в Германии  князь Белосельский-Белозерский. — Ю. Б.), приехав в Лейпциг, нас с  Бокумом помирил»1.    Другим жизненным испытанием для  молодого Радищева была смерть тяжело заболевшего в Лейпциге Ф. В.  Ушакова, человека выдающихся. способностей и твердых жизненных  убеждений. Радищеву, не отходившему от друга во время болезни, Ушаков  завещал следующее: никогда не изменять собственным убеждениям, твердо  стоять за них. «Прости теперь в последний раз, — говорил Ушаков. —  Помни, что я тебя любил, помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы  быть блаженным, и что должно быть тверду в мыслях, дабы умирать  бестрепетно!»2 И Александр дал клятву верности завету Федора  Ушакова. «... Слова его громко раздалися в моей душе, — писал он, — и  неизгладимою чертою ознаменовалися на памяти. Поживут они всецелы,  доколе дыхание в груди моей не исчезнет и не охладеет в жилах кровь»3.    «Истоки подвига Радищева, —по  мнению А. Г. Татаринцева, — именно в этих чувствах и мыслях,  всколыхнувших его внутренний мир и заставивших задуматься над  собственной жизнью»    («Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. Певмь       1975, с. 21).v '    На собственном примере юноша  убедился в том, что грубой силе полицейского государства может быть и  должна быть противопоставлена сила убеждений, духа высокоодаренной и  высоконравственной личности, живущей идеалами добра и справедливости.  Вся дальнейшая жизнь автора «Путешествия» свидетельствует о верности  этой клятве. Истоки его жизненного подвига состоят именно в верности и  следовании до конца своим убеждениям, убеждениям революционера.    Позднее, в 1773—1775 гг., верность  идеалам Ушакова прошла первую проверку. Александру пришлось пойти на  разрыв со своим близким другом Алексеем Кутузовым, так как между ними  выявились принципиальные расхождения в отношении к жизни и  существующему строю. Дело в том, что А. М. Кутузов решил устраниться от  активной борьбы с повсеместным злом и стал франкмасоном, т. е. членом  Петербургской ложи религиозно-мистического общества, куда входило немало  екатерининских вельмож.    Радищеву была уготована другая  судьба. Возвратившись на родину в конце ноября 1771 г., Александр понял,  что никто из государственных чиновников не заинтересовался молодыми  образованными людьми, никому не нужны здесь служители идеалам добра и  справедливости. В декабре 1771 г. Радищев получил в Сенате, высшем  административном и судебном органе Российской империи, скромную  должность протоколиста. В Сенат тогда поступали самые разнообразные  дела со всей России, и перед молодым человеком открылись бездна  человеческого горя, произвол помещиков и местных властей, казнокрадство и  взяточничество чиновников. Вскоре, в мае 1773 г., Радищев перешел на  службу в другое ведомство — в штаб командующего 8-й Финляндской дивизии  генерал-аншефа графа Я. А. Брюса аудитором (прокурором). К этому  времени относятся наблюдения писателя, отразившиеся позднее в  «Путешествии из Петербурга в Москву», в главе «Спасская Полесть»:  «...Воины мои, —писал он, —почиталися хуже скота. Не радели ни о их  здравии, ни прокормлении, жизнь их ни во что вменялася; лишались они  установленной платы, которая употреблялась на ненужное им украшение.  Большая половина новых воинов умирали от небрежения начальников или  ненужныя и безвременный строгости». Эти зарегистрированные в  «Путешествии» наблюдения во многом основаны на полученных Радищевым  сведениях о действительном положении солдат в Южной армии,  действовавшей против турок под командованием князя Г. А. Потемкина.    Обер-аудитору дивизии полагалось по  службе подыскивать статьи закона, на основании которых военный суд  выносил приговоры беглым рекрутам и провинившимся солдатам. Законы были  жестокие, и за малейшую провинность солдат подвергали телесным                
             |   |              |          наказаниям или осуждали на каторжные работы. Не в силах мириться с  этим, молодой обер-аудитор в марте 1775 года подал в отставку, мотивируя  ее семейными обстоятельствами, женитьбой на Анне Васильевне  Рубановской. Впрочем, скорее всего, причина была иной: Радищев был  подавлен всей несправедливостью военного судопроизводства. Позднее, в  «Путешествии», в главе «Зайдово», писатель вложит в уста судьи  Крестьянкина объяснение, почему тот покинул судейскую должность:  «Нередко в затруднительных случаях, когда уверение в невинности  названнаго преступником меня побуждало на мягкосердие, я прибегал к  закону, дабы искати в нем подпору моей нерешимости; но часто в нем  находил вместо человеколюбия жестокость, которая начало свое имела не в  самом законе, но в его обветшалости. Несоразмерность наказания  преступлению часто извлекала у меня слезы. Я видел (да и может ли быть  иначе), что закон судит о деяниях, не касаяся причин оныя  производивших». Это объяснение автобиографично и, вероятно, восходит к  военно-судебному опыту автора «Путешествия» в штабе Я. А. Брюса.   В декабре 1777 г. из-за  материальных затруднений Александр Николаевич вынужден был вернуться на  службу. Он был назначен младшим чиновником, в чине секунд-майора, в  Коммерц-коллегию, где начальником был граф Александр Романович Воронцов,  либеральный вельможа екатерининского времени. Будучи с 1780 г.  помощником начальника Петербургской таможни, Радищев уже в чине  надворного советника проявил себя как честный, неподкупный служащий, для  которого интересы России превыше всего. Он объявил беспощадную войну  контрабандистам и взяточникам, иностранным авантюристам и казнокрадам.  Рассказывают, что однажды один из купцов, желая провести контрабандой  дорогие материи, пришел к нему в кабинет и выложил пакет с  ассигнациями, но был с позором прогнан. Жена купца незваной гостьей  побывала у жены Радищева и оставила в гостях сверток с дорогими  материями. Когда «подарок» обнаружился, Радищев приказал слуге догнать  купчиху и вернуть ей сверток. Писатель безбоязненно выступал в защиту  младших служащих, в том числе своего сослуживца досмотрщика таможни  Степана Андреева, оклеветанного я сосланного потом на каторгу. Позднее,  в «Путешествии из Петербурга в Москву», в главе «Спасская Полесть»  Радищев рассказал о грубейшем нарушении правил судопроизводства, имея в  виду дело таможенного чиновника Степана Андреева. Радищев заслужил  репутацию прямого и справедливого человека. Так проявлялась его верность  клятве, данной Федору Ушакову. Воронцов ценил образованность,  честность и ум Радищева, называя его «зрителем без очков», т е.  правдолюбцем, от которого не сокрыта серая обыденность жизни и ее  отрицательные стороны. Радищев видел в Воронцове приятное исключение  среди высокопоставленных оголтелых казнокрадов и крепостников по духу.  Их объединяло глубокое отвращение к прогнившему  екатерининскопотемкинскому режиму. В доме Воронцова автор «Путешествия»  часто встречался с влиятельными вельможами екатерининского двора —  президентом Российской академии наук княгиней Екатериной Романовной  Дашковой, фаворитом императрицы графом П. В. Завадовским, дипломатом  графом С. Р. Воронцовым и др. А. Н. Радищев всегда держал себя  независимо и никогда не искал случая получить продвижение по службе и  награды. Двор императрицы в Петербурге с жадностью смотрел на  миллионные доходы таможни. «Все современники отдали Александру  Николаевичу справедливость в том, — писал сын писателя Николай, — что он  совершенно был чужд корыстолюбия. Начальствуя таможнями  С.-Петербургской, губернии, он мог нажить миллионы, но он не нажил  ничего и оставил детям своим небольшое родительское наследство и  честное имя»1. Секретарь саксонского посольства в Петербурге  Георг фон Гельбиг дал в своих мемуарах сочувственную характеристику А.  Н. Радищеву, подчеркнув его исключительную смелость, правдивость,  верность убеждениям, скромность, деловитость. В частности, он с горечью  писал: «...он был достоин занимать высшие места в государстве, но умный  человек годится и на незначительном месте». Правда, за месяц до своего  ареста, в 1790 г., Радищев был утвержден Сенатом в высокой должности  советника таможенных дел Петербургской Казенной палаты.    Радищев был разносторонним  человеком. В свободное от работы время Александр Николаевич посещал  дворянские собрания и общества, Английский клуб, масонскую ложу, бывал  на балах, находил время для литературных занятий: много читал, писал  любовные стихи, переводил на русский язык иностранные сочинения, одно  из которых — «Размышление о греческой истории, или О причинах  благоденствия и несчастия греков» Табриэля де Мабли — снабдил следующим  примечанием: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству  состояние». Никто из его друзей или современников не решился бы  высказать такую крайнюю мысль. Очевидно, в недрах сознания великого  мыслителя кипела громадная созидательная работа, зрели гениальные мысли,  которым суждено было найти выход в его революционных сочинениях: оде  «Вольность» и «Путешествии из Петербурга в Москву».    События Крестьянской-войны  1773—1775 гг. сыграли решающую роль в политическом воспитании Радищева.  Изучив весь ход восстания по подлинным документам, поступавшим в штаб  генерал-аншефа Я. А. Брюса, автор «Путешествия» признал закономерной и  справедливой ту борьбу, которую самоотверженно вели крестьяне, работные  люди, казаки и солдаты против помещиков и царицы. Однако писатель понял,  что восставшие неминуемо были обречены на поражение из-за своей  стихийности и неорганизованности. Восстание Пугачева он рассматривал  как акт народного            мщения угнетателям. «Они искали паче веселие мщения, нежели пользу  сотрясения уз», — писал автор «Путешествия» в главе «Хотилов». Пугачева  писатель называл «грубым самозванцем»: республиканцу Радищеву, ярому  противнику царизма, претил наивный монархизм вождя восставших крестьян.   
   Назад       Далее   			 |