Поэты-декабристы унаследовали от Радищева ненависть к рабству и всякому угнетению; идеи первого русского революцио­нера стимулировали их на борьбу за свободу против тирании и деспотизма. Об этом же свидетельствуют и произведения декаб­ристов. Таковы, например, трагедия декабриста Федора Глинки «Вельзен, или Освобожденная Голландия» (написана в 1808 г., издана в 1816 г.), а также стихотворения Александра Бестужева, Павла Катенина, Вильгельма Кюхельбекера, Владимира Раев­ского, Кондратия Рылеева и др.

Мотив борьбы с тиранией, деспотизмом и крепостничеством роднит раннюю лирику А. С. Пушкина с творчеством Радищева. В оде «Вольность» (1817) поэт повторяет заглавие радищевской оды и развивает в ней тираноборческую тему. Преемственная связь с радищевским «Путешествием» слышится нам и в пушкин­ской «Деревне» (1819). Здесь звучит страстный протест «друга человечества» против «губительного позора» крепостного права. В 1823 г. Пушкин упрекнул А. А. Бестужева за то, что тот не упомянул имени Радищева (бывшего, кстати сказать, под цензур­ным запретом) в своей статье «Взгляд на старую и новую словес­ность России» (опубликована в журнале «Полярная звезда» на 1823 г.). «Как мояшо в статье о русской словесности забыть Ра­дищева? — спрашивал поэт. — Кого же мы будем помнить? Это умолчание непростительно ни тебе, ни Гречу¹, — а от тебя его не ожидал»². За 200 рублей Пушкину удалось приобрести экземпляр первого издания «Путешествия», который был в руках секретаря тайной экспедиции С. И. Шешковского. Этим экземпля­ром великий поэт пользовался, когда работал над «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачева». Правда, Пушкин не во всем был согласен с автором «Путешествия», написав в 1833—1834 гг. «Путешествие из Москвы в Петербург». В ряде моментов поэт соглашается с автором «Путешествия» и дополняет его. «Помещик, описанный Радищевым, — говорится в главе «Шлюзы», — привел мне на память другого, бывшего мне знакомого лет 15 тому назад... Этот помещик был род маленького Людовика XI. Он был тиран, но тиран по системе и по убеждению, с целию, к которой двигался он с силою души необыкновенной и с презрением к человечеству, которого не думал и скрывать... Он был убит своими крестьянами во время пожара»³.

«В судьбе Радищева, — пишет современная исследовательни­ца А. К. Бочарова, — Пушкин видит параллель к своей судьбе, а его намерение разъяснить трагедию Радищева вызвано тайным умыслом заявить и о своей политической трагедии. Пушкин разо­чаровался в государственной власти, он сомневается теперь в

социально-политических формах прогресса. Он уповает на про­свещение, «на лучшие и прочнейшие изменения», заключающиеся в культурных и экономических преобразованиях. Однако про­грамма просвещения была вынужденной завесой, догматическим упрямством в открытых высказываниях Пушкина 30-х гг. Но фактически художественные произведения Пушкина противоречи­ли этому принципу, а иногда и открытые высказывания, например в романе «Евгений Онегин»:

Когда благому просвещенью

Отдвинем более границ

Со временем (по расчисленью

Философических таблиц,

Лет через пятьсот) дороги верно

У нас изменятся безмерно:

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут.

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут дугой,

Раздвинем горы под водою,

Пророем дерзостные своды,

II заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

(«Евгений Онегин», гл. VII, строфа XXXIII.)

Пушкин¹ высоко ценил научные, литературные труды Радище­ва, который много размышлял о коренном преобразовании рус­ского стихосложения. Результатом этого размышления явился «Памятник дактило-хореическому витязю» (1801). Еще раньше, в «Путешествии», в главе «Тверь», писатель уделил внимание раз­бору творческой позиции несправедливо осмеянного современни­ками В. К. Тредиаковского. «Радищев, — писал основоположник русской национальной поэзии Пушкин, — будучи нововводителем в душе, силился переменить и русское стихосложение. Его изучения «Тилемахиды» замечательны»¹. В самом деле, Радищев первым в России заметил, что не только размер и рифмы, но и звукопись является средством поэтической выразительности, придает стихам неповторимую красоту, музыкальность; русский писатель был горячим сторонником безрифменного стиха народ­ных песен, в них ему открывались заветные думы свободолюби­вого, но лишенного свободы народа. И Радищев стал его певцом.

В 1835 г. Пушкин совершил дерзкую попытку воскресить за­претное для печати имя истинного сына отечества: написал очерк «Александр Радищев»^[19] для журнала «Современник». В нем он дал высокую оценку революционной книге, назвав ее «сатири­ческим воззванием к возмущению». Царский министр просвеще­ния граф С. С. Уваров нашел «неудобным и совершенно излишним

возобновлять память о писателе и о книге» и запретил печатание этого очерка: Радищев и мертвый был страшен царизму! Духов­ная близость, творческая перекличка двух поэтов, великих граж­дан России, видна из сравнения между собой следующих поэти­ческих строф:

Пушкин. «Памятник», первоначальный вариант

И долго буду тем любезен я народу, Что звуки новые для песен я обрел, Что вслед Радищеву восславил я свободу

И милосердие воспел.

Радищев явился родоначальником новой, реалистической тра­диции путешествий, которая отразилась в «Евгении Онегине» (в путешествии Онегина) и в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя.

Вослед Радищеву шло не одно поколение русских писателей и поэтов XIX в.: «Путешествие из Петербурга в Москву» счита­лось неотъемлемой частью русской образованности того века. Радищевское начало присутствует и в антикрепостнической коме­дии А. С. Грибоедова «Горе от ума», например в обличительном монологе Чацкого «А судьи кто?», и в неоконченном романе юно­го Лермонтова «Вадим» (1833—1834), в котором ярко изображен жесточайший помещичий гнет и расправа восставших крестьян над помещиками.

Идеи Радищева были подхвачены и развиты революционерами-демократами середины — второй половины XIX в.: В. Г.Белин­ским, А. И. Герценом, Н. П. Огаревым, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым и др. Всем им была бесконечно дорога ре­волюционная книга первенца свободы, но которой они учились жить и бороться с самодержавием и крепостничеством. Глава «Городня» из «Путешествия» послужила едва ли не единстве ньщ источником антикрепостнической драмы молодого В. Г. Белин­ского «Дмитрий Калинин» (1830).

А. И. Герцен остро ощущал свою духовную связь с Радище­вым, рассказав в повести «Сорока-воровка» (1846) о трагический судьбе талантливой крепостной актрисы. Революционный смысл выступлений «пятидесятилетнего мечтателя», как называл Ради­щева Герцен, Искандер подчеркивал во многих своих полемиче­ских статьях, опубликованных в России и за ее пределами, счи­тая, что мечты А. Н. Радищева — «это наши мечты, мечты де­кабристов». «Как же может память этого страдальца не быть близка нашему сердцу!» — писал он в 1858 г. в предисловии к лондонскому изданию «Путешествия»¹.

Друг и соратник Герцена Н. П. Огарев в предисловии к сбор-* нику «Русская потаенная литература» (1861) отмечал, что струя Радищева оживала с удвоенной силой в деятельности его пря­мых наследников — декабристов и знаменовала собой «потреб­ность положить начало гражданской свободы в России»^[20] .

Н. Г. Чернышевский обнаруживает глубокое родство с Ради­щевым в системе взглядов, которую он выдвигает в своей диссер­тации «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855). В ней речь идет о народном идеале красоты, который про­тивопоставляется идеалу дворянского искусства; об этом же пи­сал в свое время Радищев в главе «Едрово». В романе «Что делать?» (1862) Чернышевский говорит о «разумном эгоизме», близком к философским суждениям самого Радищева: последний устами крестицкого дворянина заявил, что в основе попечения отца о детях лежит его «собственный корысти побуждение», его «собствен­ное услаждение» и «собственная польза». Известную параллель можно также наблюдать и между сочинением Чернышевского «Антропологический принцип в философии» и трактатом Радище­ва «О человеке, о его смертности и бессмертии».

Н. А. Добролюбов в статье «Русская сатира Екатерининского времени» подчеркивал существование в екатерининский век ре­волюционного течения общественно-политической мысли с Ра­дищевым во главе. «Книга Радищева составляла едва ли не един­ственное исключение в ряду литературных явлений... времени»,— скромно отмечал Добролюбов, не во весь голос, имея в виду, что царская цензура не пропустила бы решительных суждений о революционной книге «именно потому, что она стояла совершенно одиноко, против нее и можно было употребить столь сильные ме­ры, — продолжает Добролюбов. —Впрочем, если бы этих мер и не было, все-таки «Путешествие из Петербурга в Москву» оста­лось бы явлением исключительным, и за автором его последова­ли бы, до конечных его результатов, разве весьма немногие»^[21] . Революционный критик в последних своих словах имел в виду народную революцию, которая в конце XVIII в. еще не могла свершиться, так как не было достаточных условий для ее победы.

Критик М. А. Антонович, примыкавший к революционно-де­мократическому лагерю, в предисловии ко второму изданию вось­мого тома «Истории восемнадцатого столетия и девятнадцатого» Ф, К. Шлоссера (1871) высоко оценил радищевские идеалы «свобо­ды ума и слова» и противопоставил их вялым и холодным запро­сам «некоторых современных требователей... устами глаголющих о свободе слова, а сердцем раболепствующих перед добро­вольными губителями этой свободы. Самый вопрос о свободе сло-

а поставлен у Радищева гораздо шире и глубже, чем он ста­вился в наше время». Антонович имеет в виду начало 70-х гг. XIX в., когда тон в политической борьбе стали задавать рево­люционеры-народники, выступавшие от имени крестьянских масс.

Традиции вольнолюбивой мысли истинного сына отечества свято хранились и развивались большинством русских писателей второй половины XIX в., особенно поэтом «мести и печали на­родной» Н. А. Некрасовым и гениальным сатириком М. Е. Сал­тыковым-Щедриным.

На «Путешествии из Петербурга в Москву» воспитывались целые поколения, в том числе разночинцы и рабочие. Они учи­лись ненавидеть царизм так, как ненавидел его Радищев.

Третье поколение русских революционеров высоко ценило заслуги Радищева как выдающегося мыслителя и борца. «Моло­дые штурманы будущей бури» боролись за его наследие, в том числе и за «Путешествие из Петербурга в Москву». В речи на собрании русских революционеров-эмигрантов в Женеве 14 декаб­ря 1900 г. Г. В. Плеханов напомнил о заслугах писателя, сказав, что «в лице Радищева мы, может быть, впервые встречаемся с убежденным и последовательным русским революционером из интеллигенции. И недаром Екатерина II говорила о нем, что он бунтовщик, хуже Пугачева». В «Истории русской общественной мысли» Г. В. Плеханов назвал Радищева «самым выдающимся» из деятелей русского освободительного движения, а «Путешест­вие» — «одним из самых замечательных явлений в истории рус­ской литературы XVIII столетия». 

Основанная В. И. Лениным газета «Искра» в одном из декабрь­ских номеров за 1900 г. упомянула имя Радищева в числе имен лучших сынов русского народа, подвергшихся гонениям «правды ради». В 1901 г. Владимир Ильич Ленин в статье «Гонители земства и Аннибалы либерализма», опубликованной на страни­цах социал-демократического журнала «Заря», показал коренное отличие революционера от либерала на примере Радищева, а в 1914 г. в статье «О национальной гордости великороссов», помещенной в газете «Социал-демократ», назвал его первым в ряду видных представителей русской освободительной мысли.

В листовках, выпущенных «искровцами» в 1903 г. к 200-лет­нему юбилею русской печати, в частности, говорилось следую­щее: «Это была первая книга на русском языке, не оскверненная цензурой, первая революционная попытка взять силой ту сво­боду слова, которую царское самодержавие отняло у русского народа. К сожалению, книга Радищева попала в руки немногих» (Листовка Петербургского комитета РСДРП от 3 января 1903 г. ♦Двухсотлетие подневольной печати»); «Всех наших лучших писателей, начиная с Радищева (сосланного Екатериной II в Восточную Сибирь за правдивое изображение страданий угне­тенного народа), русское правительство всегда ссылало, сажало в тюрьмы, всячески мучило и терзало» (Листовка Петербургского комитета РСДРП от 3 января 1903 г. «К 200-летнему юбилею русской печати»).

В программу для пропагандистских занятий в рабочих круж­ках входило и изучение «Путешествия из Петербурга в Москву» До победы Октября имя автора «Путешествия» время от времени мелькало на страницах большевистских газет и журналов.

После Великой Октябрьской социалистической революции наступила новая эпоха в подлинном изучении жизни и творчества первого дворянского революционера и демократа.

Данью глубокого уважения к нему явилось открытие в Пет­рограде и Москве по ленинскому «Плану монументальной пропа­ганды» памятников Александру Николаевичу Радищеву. 22 сен­тября 1918 г. в Петрограде был открыт памятник «первому пророку и мученику революции» работы скульптора Л. В. Шер­вуда. Он был установлен у Зимнего дворца, папротив Петропав­ловской крепости. Это был первый памятник, который Советская власть поставила деятелю прошлого. В речи на торжественном ©гкрытии монумента первый народный комиссар просвещения А. В. Луначарский сказал: «...Революция звала его своим гре­мящим голосом, и — верный сын и ученик ее — он ответил...

Нет, то был не только гуманист, потрясенный зверствами кре­постного права... то был революционер с головы до ног, в серд­це своем носивший эхо мятежного и победоносного Парижа.

Товарищи! Пусть искра великого огня, который горел в серд­це Радищева и отсвет которого ярко освещает вдохновенное лицо его, упадет в сердце каждому из вас...»¹.

В своих последних словах А. В. Луначарский, очевидно, имел в виду нашу молодежь, так как именно в сердце каждого юного ленинца тлеет искра, частица великого огня первенца свободы.

6 октября 1918 г. в Москве на Театральной площади был также установлен памятник писателю. Через три недели в Сара­тове перед музеем, теперь носящим имя Радищева, был воздвиг­нут монумент великому борцу. В 1960 г. бюст истинного сына отечества работы С. И. Фокина поставили в Москве на улице Радищева. Были открыты памятники Радищеву и в других го­родах.

Советские люди чтут память автора «Путешествия из Петер­бурга в Москву», «принесшего, по словам А. В. Луначарского, сердце, полное святого гнева и горячей любви» своему народу. В героической и победоносной повседневной борьбе за комму­низм, за мир и счастье всего человечества советские люди верно хранят благодарную память об истинном сыне отечества Алек­сандре Николаевиче Радищеве, первым среди революционеров прошлого показавшем пример беззаветного и мужественного служения своему народу.

Назад       Далее